глаза:
– Я не могу рисковать вами. Этот мир для вас чужой, и я не имею права подвергать вашу жизнь опасности.
– Этот мир мне не чужой, профессор. – Он повернулся к Лиле.
Лий Вэн заметил, какими глазами смотрят друг на друга его дочь и этот молодой смелый пришелец. Профессор смутился:
– Но вы же не умеете управлять дископланом?
– До обсерватории меня доставит Арт, а там… – Сергей запнулся.
– Что ты задумал, Серёжа? – испуганно забормотала Лиля.
Сергей сделал вид, что не расслышал её вопроса.
– Разрешите, профессор, – снова попросил он. – Анки абсолютно ничего не знают обо мне. Я расскажу, что прибыл с другой планеты, и попытаюсь выманить их из обсерватории.
Профессор помолчал немного и кивнул головой:
– Спасибо тебе, сынок, за твою доброту! Сам бог послал тебя к нам на помощь. Наши мысли всегда будут с тобой. И возьми вот это.
Он разжал другую руку. На ладони лежала маленькая пуговица усилителя.
12
Это был не сон. Кусты, опушка, тонкие трепещущие былинки и цветы: жёлтые, белые и голубые, которые крохотными испуганными глазками выглядывали из травяных волн. Он чувствовал аромат и шелест листвы, заметив сквозь неё яркие блики света. И тогда он запрокинул голову, увидел клочки неба и понял, что весь этот свет льётся от единственного солнца.
Они стояли, держась за руки, и смотрели на старенький домик, ставший для них судьбой. Сейчас будут скрипучее обшарпанное крыльцо и стеклянная ручка двери.
Сергей повёл Лилю в дом. Теперь он знал, что скажет ей о фотографии на письменном столе. И это будет правда.
Анатолий Райтаровский
Анатолий Мефодьевич Райтаровский родился в Киеве в 1937 г. Окончил Ленинградский военно-механический институт.
В ХХ веке в качестве одного из авторов реприз принимал участие в телепередаче «Кабачок “13 стульев”», публиковал так называемые «Фразы» в газетах и журналах. В ХХI веке перешел на крупные формы. Итог: два романа, пять повестей и сборник афоризмов.
Мемуары младенца Евгения
Изналичие
Два обстоятельства огорчали меня во время войны: к ее началу я не достиг пионерского возраста и не остался на оккупированной территории. Выполнение этих условий, несомненно, позволило бы мне совершить славные подвиги – пионерский возраст представлялся для этого наиболее подходящим. Однако так уж сложилось помимо моей воли, что и военные действия, за исключением редких случаев, происходили на значительном от меня удалении.
Родился я в городе Киеве в 1937 году, том самом, приснопамятном.
К моему рождению родители тщательно готовились и даже за полтора года сделали прикидку, выпустив на свет старшего брата Юрку. И все же были допущены кое-какие просчеты.
Так, не исполнилось мне и месяца, как батька был исключен из партии и уволен с работы за «утрату политической бдительности».
Работал он проректором по учебной части Киевского сельскохозяйственного института. Ректор института академик Богорад был обвинен в национализме и арестован, а батька – обвинен в том, что не рассмотрел своевременно и не донес. По этой причине у матери пропало молоко и кончились деньги. А дворничиха не допускала в нашу квартиру молочницу Ганну. Если бы не Ганины настойчивость и бескорыстие, это могло бы иметь лично для меня долговременные тяжелые последствия. Ганна, отлаиваясь от дворничихи, прорывалась к нам и оставляла молоко, не требуя оплаты. Тем не менее орал я достаточно громко, и батьку в конце концов оправдали. Но на проректорскую должность он не согласился вернуться, доцентировал.
К середине 1941 года долговременной памятью я еще почти не пользовался, но несколько приятных фрагментов в ней было записано.
Фрагмент первый. Я в больнице по поводу скарлатины. Чего приятного? Так саму скарлатину я не помню, а было весело. За окнами больницы – не то учения, не то война с финнами. По темному небу машут лучами прожекторы. Мы с одним таким же смышленым скарлатинщиком по очереди командуем:
– Ховайсь! – и прячемся под одеяло.
Фрагмент второй. Канун Нового года. Меня демонстрируют гостям, поставив на табуретку. Читаю недавно усвоенный стих:
Я – аленький цветочек.
Я – юный пионер.
Я – Ленина сыночек,
Защитник СССР!
Награждаюсь аплодисментами и конфетами.
Фрагмент третий. День моего рождения. Как это сладкое воспоминание терзало меня в годы войны! На низеньком столе лежат разные вкусности. Но отвлекают они нас с Юркой нечасто. Мы заняты основными подарками: пушкой, стреляющей стальными шариками, и деревянным конем на колесах. Потом, в войну, нам казалось, что мы не доели эти вкусности, и раскаяние наше никогда не было более чистосердечным.
В середине июня 1941 года у отца начался отпуск, и всей семьей мы поехали на его родину, в Винницкую область, село Сербы. Судя по названию, объяснял батька, село возникло как одно из поселений сербов, покинувших родину при турецком нашествии (упоминается в «Фаворите» Пикуля как Сербово).
В Сербах и окрестных хуторах проживала несчетная батькина родня. И в те годы, и теперь я не взялся бы за труд по ее систематизации. Вопрос был настолько запутанным, что в десятилетнем возрасте нам с братом представили нашего полугодовалого внука и заодно нашего трехмесячного двоюродного брата, тоже дедушку, старшего на три месяца внука. Дедушка и внук лежали рядышком в пеленках, чмокая сосками. Помню испытанное тогда жутковатое чувство. Если сорокалетним дедушкам бывает не по себе, то каково стать им в десять?! Хорошо еще, что не по прямой линии!
Путаница в ветвях генеалогического древа произошла из-за того, что батька родился в семье десятым. Разница между ним, последышем, и первенцем достигала двадцати лет. К тому же старшие сестры широко пользовались укоренившимся в Украине обычаем выходить замуж шестнадцати лет. И братья недолго заставляли невест ждать венца.
Отец же не пошел исхоженным путем и дотянул холостяцкую лямку до тридцати двух лет, чем поставил нас с братом в описанное неловкое положение перед двоюродными внуками и великовозрастными племянниками.
Симпатии наши среди родни мы отдавали в первую очередь дяде Андрею. Родился он еще в XIX веке. Роста и сложения был среднего, но силой обладал редкой. Одним из радостных его воспоминаний в старости был рассказ, как он еще с двумя парнями ходил «парубкувать» по соседним селам, никого не опасаясь. И когда в одном из них местные парни решили проучить чужаков, втроем они обратили толпу в бегство. Еще до Первой мировой Андрей был призван на флот и служил на броненосце «Ростислав», которым ранее
