убивает, тому самому надлежит быть убитым мечом. Мы можем погибнуть за правое дело, защищая нашу обитель и верим, что Господь будет милосерден к слугам своим. Но тогда вера православная угаснет.
– Вроде понял, – я почесал в затылке. – А чему именно вы собираетесь меня учить?
Этот вопрос давно просился на язык. Конечно, я умел не так много, а как воин не буду представлять из себя ничего особенного еще очень долго, и местные монахи наверняка смогут мне многое показать. Но вряд ли дело было только в этом.
– Всему, – улыбнулся отец-настоятель. – Тому, как устроен мир. Расскажем тебе о жизни и смерти. Ты ведь в первый раз в жизни выехал из родного села?
– Во второй, если точнее, – признался я. – До этого один раз ездил на ярмарку в Брянск, но почти ничего не увидел. Все время при старших был.
– Понимаю. Но скажи, например, какой сейчас год?
– Пятьдесят четвертый от Великой Войны, – сказал я. – Так говорил жрец Красного Тельца.
– С его точки зрения он прав, – старик кивнул. – Но вот только они не знают, что с великой войны прошло не пятьдесят четыре, а двести пятьдесят четыре года. И сейчас две тысячи двести двадцать третий год от Рождества Христова. Или семь тысяч семьсот тридцать первый от сотворения мира.
– Что? – я чуть не подскочил от удивления.
Даже не знаю, что удивило меня больше: то, что этот дед отрицал верность слов жреца, или внушительная дата, которую он мне назвал. Я даже сосчитать до стольких не смогу при всем желании, а он назвал эти числа без малейшей запинки.
– А каково тебе будет узнать, что Пять Княжеств – это то немногое, что осталось от великой страны, которая когда-то занимала одну шестую часть всех известных земель? – продолжал тем временем старик. – Она была чуть ли не в тысячу раз больше, чем Брянское княжество, в ней были и суровые холодные земли, где не растет ничего кроме мха, и наоборот, песчаные и жаркие, где можно идти неделями и не отыскать ни одного источника воды. А чтобы пройти ее из конца в конец понадобилось бы идти целый год.
Я ничего не ответил. Я и раньше-то не представлял, на каких землях живут люди. Знал о Пяти Княжествах и Железной Орде где-то на восходе, неподалеку от Великой Реки и Великих Гор. Знал о Свободных Городах. Потом узнал о Литве и Польше и еще каких-то немецких землях. Но о таком даже подумать не мог.
– Я научу тебя, – с улыбкой проговорил отец-настоятель и начал свой рассказ. – Когда-то давно, больше трех сотен лет назад на этих землях было великое государство, которое называлось империей…
И старик принялся рассказывать мне о событиях давно минувших дней, а перед глазами у меня сами собой вставали картины. Страшные и кровавые.
– И хранил эту землю под дланью своей Господь наш Иисус Христос, а правил ей мудрый и справедливый царь. Но однажды люди, пришедшие из немецких земель, взбаламутили народ. И пошел брат на брата, и началась кровавая сеча. И убили царя и всех ближников его, и затопили страну кровью. Но мало этого было пришельцам, и решили они убить и Бога. И дома его – церкви и монастыри – сжигали, а слуг его убивали на площадях.
Но нельзя так просто убить Бога, и он, справедливый и милосердный, верил, что народ его одумается. Ведь не было ни дня мира на земле, ранее хранимой дланью его, но шли годы, чужеземцы захватывали все больше и больше власти и решили, что раз Бога не получится убить, то нужно его унизить, чтобы отвернулся он и забыл о земле своей. И стали они поворачивать реки вспять и разожгли адское пламя.
Но не смогли они удержать его, и тогда адское пламя обрушилось с небес на города и сожгло весь мир. Это и назвали потом последней войной.
Эпилог
Орловское княжество. Постоялый двор «У Тараса Зуши». Середина весны 55-го года от Последней Войны.
Полгода, которые мы провели в деревне у монастыря, прошли как один день. Скорее всего, все дело было в том, что мы постоянно чем-то занимались: учились у монахов письму и счету, изучали историю с самых древних времен, о которых, пожалуй, никто кроме жителей этой обители и не знал, тренировались с оружием.
К началу весны мы уже более или менее научились управляться с конями, и пусть нашим лошадкам было далеко до боевых скакунов, они слушались нас прекрасно. Но самое главное: мы тренировались драться верхом. Колоть на скаку длинным копьем и рогатиной, рубиться на мечах, уклоняться от стрел.
Среди монахов оказалось несколько ветеранов той самой битвы, когда отец разбил войско Железной Орды, заставив ее откатиться обратно в степи. Они взялись учить нас сражаться, и большую часть времени мы проводили в поединках и строю.
Правда, и когда мы не учились драться, и не сидели за книгами, времени у нас практически не было: приходилось идти валить лес или охотиться, чтобы добыть пропитание. Игнат учил нас читать следы на снегу, искать путь в лесу, среди кажущихся такими одинаковыми деревьями. Тогда-то я впервые понял, что двух одинаковых деревьев в одной роще не найти.
Однажды он устроил нам испытание: отвел каждого из нас в лес с завязанными глазами, поводил там, чтобы запутать следы, а потом ушел, и выбираться нужно было самостоятельно.
А уж сколько раз мы, обрядившись в белого цвета накидки, чтобы было не так заметно на фоне снега, искали друг друга. Или так: один должен был уходить, максимально запутывая следы, а в идеале отыскав место для засады, а двое – искать.
Лес был огромный, настоящая пуща, и, как мне до сих пор кажется, мы вполне могли там потеряться. Или наткнуться на дикого зверя: зубра, стаю волков или кабанов, которые обязательно растерзали бы неосторожного человека.
Жалкие остатки свободного времени я проводил за книгами, которых в монастыре оказалось очень много. И старых, судя по датам, написанных еще до Последней Войны, и новых, рукописных, составлением которых занимались уже сами монахи. Я окунался в истории, и проглатывал их одну за другой. Читал о великих правителях прошлого, о прославленных воинах и полководцах. Прикидывал, как поступил бы, окажись на их месте, хоть и понимал, что этого никогда не случится.
И самое главное – я читал Библию, которую монахи звали Святым Писанием. Не могу сказать, что эта книга убедила меня в правдивости верований поклонников мертвого
