ещё опять такое? — послушался от кухни недовольный голос.
Буквально через мгновение в комнату вошла сердитая Нюра. От неё остро пахло супом и жаренным луком.
— Чего? — повторила она и поправила сбитый фартук, — мне зажарку доделать надобно!
— Ничего страшного. Нам только спросить, — ответил я и добавил, — Нюра, ты медали Фаины Георгиевны не видела? Они в этой салатнице лежали.
Нюра вспыхнула и густо покраснела, аж до бордового.
— Н-нет… — голос её предательски дрогнул, руки она свела в замок.
— А если я сейчас участкового позову? — ласковым голосом спросил я, — и если он найдёт следы? На сколько лет в колонию пойдёшь? За медали знаешь, сколько дают?
Я криво ухмыльнулся.
— Не надо участкового! Я всё скажу! — Нюра упала на колени и перепугано заголосила, слёзы ручьями потекли по её простецкому лицу.
— Где медали⁈ — рявкнул я.
Фаина Георгиевна стояла бледная, растерянная и только хлопала глазами.
— Где ты их дела⁈ Кому продала⁈ Отвечай, скотина! — зло сказал я.
— Я… я… я… н-не продавала… — прорыдала Нюра, захлёбываясь в слезах. Её всю аж трясло, но ворюгу мне жаль не было.
— А куда девала? Сама воровала? Кто надоумил? Где твои подельники⁈ — поверить в то, что эта глуповатая и недалёкая крестьянка додумалась, что медали могут представлять какую-то финансовую ценность, и найти, где и кому их можно продать, я не мог. — Говори!
— Я… я… — Нюру трясло, и она не могла ничего внятного сказать.
— Выпей воды, Нюра, — сердобольная Фаина Георгиевна и тут осталась себе верна и протянула ей свою чашку с чаем.
Нюра, стуча зубами о края чашки, выхлебала остатки чая и, уже более вразумительным голосом, ответила:
— Я не в-воровала… — она всхлипнула и принялась вытерать слёзы и сопли рукавом.
— Ага, а медали сами взяли и испарились, — кивнул я и пригрозил. — Не хочешь признаваться — я иду за участковым. Фаина Георгиевна, покараульте, пожалуйста, эту преступницу. Я быстро сбегаю.
Нюра сдавленно пискнула и вдруг выдала такое, что у меня аж глаза на лоб полезли:
— Я их одевала…
— Надо говорить «надевала» — машинально поправила её Фаина Георгиевна.
— В каком смысле «ты их одевала»? — вытаращился на неё я.
— Ну, понимаете, я же встречаюсь с Федей. А он пожарник…
— Надо говорить «пожарный», — опять ни к селу, ни к городу влезла со своими «ценными» в данный момент советами Фаина Георгиевна.
Мы с Нюрой одновременно недоумённо посмотрели на неё, и она умолкла, поджав губы.
— И что? — направил разговор в конструктивное русло я. — Это Федя научил тебя, как украсть? Адрес у него какой? Фамилия?
— Да нет! Нет! Что вы! — перепугано замахала руками Нюра и, сбиваясь, выпалила, — он — очень уважаемый человек! Он меня в кино водил! Два раза! И пирожное покупал!
— И ты из-за этого подарила ему медали Фаины Георгиевны? — удивился я.
— Нет же! — принялась заламывать руки Нюра, — это я их надевала! Сама!
— Зачем? — синхронно спросили мы с Фаиной Георгиевной и переглянулись.
— Чтобы выглядеть значительно. Федя мне даже предложение уже сделал, когда с медалями увидел, — пискнула Нюра.
Фаина Георгиевна расхохоталась, а я только изумлённо спросил:
— Где медали?
— Сейчас принесу, — испуганно проблажила Нюра, — я их просто обратно положить не успела, Фаина Георгиевна из комнаты не выходила. Вот и не вернула на место. Но я не воровала… не воровала я!
— Неси! — гаркнул я, и Нюру моментально сдуло.
— Вот это да! — сказал я Фаине Георгиевне, — вот это домработница у вас.
— Ох, Муля, не везёт мне с ними, — вздохнула Фаина Георгиевна, — эта ещё ничего. Глуповатая просто. А вот Лиза у меня была… ох…
— А что Лиза? — мне уже аж интересно стало.
— Да пришла ко мне как-то Любочка, — начала Злая Фуфа, но, увидев недоумение на моём лице, пояснила, — Люба Орлова, подруга моя. Мы с нею сидели, пили чай. А потом я смотрю — а шубы её и нет. А эта засранка Лизка надела её шубу и пошла на свидание. Ты представляешь это, Муля? Мне пришлось больше трёх часов Любочку разговорами развлекать, пока эта зараза не вернулась и не повесила её обратно.
— Мда… — прокомментировал это откровение я.
— А Уля деньги воровала, — начала перечислять Фаина Георгиевна, — а Матрёна своих родственников здесь прописать пыталась, а Санька…
Тут вернулась Нюра и прервала нас:
— Вот, — буркнула она охрипшим голосом и высыпала медали прямо на поднос с грязной посудой.
— Фаина Георгиевна, посмотрите, пожалуйста, внимательно, — велел я, — здесь всё? Ничего не пропало?
— Да всё здесь! — сердито выпалила Нюра, пока Фаина Георгиевна разбиралась со своим иконостасом.
Из кухни отчётливо потянуло гарью.
— Ой, из-за вас зажарка сгорела! — запричитала Нюра и ринулась на кухню.
— Да, всё, — вздохнула Раневская и гостью ссыпала медали обратно в салатницу. Принюхавшись, она сказала, — ну вот, и без ужина зато остались.
— Так дело не пойдёт, — покачал головой я, — Нюру гнать надо. Прямо сейчас брать и гнать взашей. Чтобы ноги её здесь не было. И замок сменить сразу же.
— А как же я? — растерялась Фаина Георгиевна.
— Когда Глаша возвращается? — спросил я.
— Через четыре дня где-то, — прикинула Фаина Георгиевна.
— Вот и отлично, — сказал я, — соберите необходимые вещи. Пойдём сейчас к нам, в коммуналку. Поживёте до Глашиного возвращения в её комнате. Вы же раньше там ночевали. А я Дусю попрошу, она и на вас готовить будет.
— Да неудобно как-то… — начала Фаина Георгиевна, но я её перебил не допускающим возражений голосом:
— Это не обсуждается! Собирайтесь быстрее! Мне ещё к вашему этому дружку Глыбе идти надо.
— Он не мой дружок, — укоризненно покачала головой она, но перечить не стала и пошла собираться.
Как я выгонял Нюру — это отдельная песня. Суровая и неотвратимая. Но, наконец-то, Нюра таки была с позором уволена и исчезла из квартиры. Только-только её возмущённые крики утихли, только-только Фаина Георгиевна собрала всё необходимое и мы с нею дружно удалили следы сгоревшего ужина, как в
