тело невиновного человека вертикальным ударом сверху вниз, – Мортус затянулся и закрыл глаза. – У нас нет времени. Всех всё равно не спасти. Так он сказал и ушёл. Я никогда не буду верен такому лидеру. Я никогда не преклонюсь перед ним.
После этого Мортус продолжил смотреть в окно на мирно играющих детей.
***
Что сказать? Мне больно и мерзко от того, что я ничего не могу сделать. Разум мечется в поисках решения, но отсутствующий взгляд и горечь побеждают. Время опустить руки и ждать, когда мне игрок с правой стороны скинет три ненужные карты. Почти уверен, что среди этого шлака, который хоть немного качнёт сложившуюся ситуацию в сторону, будет пиковая дама, дающая возможность забрать себе или постараться сбагрить кому-то неприятный сюрприз в размере тринадцати очков.
Знать бы, с кем я играю. Вопросов как всегда больше, чем ответов. И уходить не хочется. Не хочется без вины быть виноватым. И что теперь делать?
***
Я решил проследить за Пьером Атиком, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз. Я понимал, что он будет не очень доволен нашей встречей, но мне необходимо было с чего-то начать. А лучше всего, подумал я, начать с того, кто больше всех желает уничтожить меня. Один на один он не представляет для меня опасности. К тому же, в бессонной ночи я проверил, как моё тело вернуло свои магические силы, и результат меня порадовал. После моей смерти, кажется, я стал даже сильнее. По крайней мере, огонь, который раньше мне давался с лёгким дискомфортом, получился у меня без особых усилий. Да, я опять где-то потерял зажигалку, а, предаваясь раздумьям, хотелось ощутить в лёгких тяжёлый, едкий дым.
Неудача меня ожидала в том, что французские инквизиторы очень мало теперь стали перемещаться поодиночке. С другой стороны, Пьер был вместе с Рене, а это было приятным бонусом в виде наличия переводчика, так как я всё ещё с трудом говорил на их языке.
Я следил за парочкой и дожидался, когда Рене и Пьер окажутся вдалеке от людей. Лучшим моментом для появления оказался весьма романтический эпизод, когда они стояли на набережной Сены и смотрели на тихую гладь воды и огни вечернего города. Я подошёл к ним сзади. Они были прекрасны: с ходу я принял бы их за влюблённых, которые оккупируют подобные места в летние вечера.
(Говорят по-французски)
– Добрый вечер, – я спокойно стоял, готовый и к рукопашному бою, и к мысленной атаке.
Ребята посмотрели на меня, и молодого француза захлестнула волна эмоций. Он явно был недоволен моим неожиданным появлением.
– Это ты! Ты пришёл убить нас? – Кричал он, а я не понимал причин для такого беспокойства. Я видел только, как Пьер всем телом закрывает от меня Рене.
Наконец, девушка крикнула мне по-русски, от чего же так перепугался сын архинквизитора.
– Нет, постой, – сказал я. – Я хочу поговорить. – Я показал, что не имею при себе оружия, и постарался жестами успокоить молодого человека. Пьер в непонимании смотрел на меня и на Рене, которая вышла из-за него, ощутив безопасность.
– Я не понимаю, что тут происходит, – всё ещё поддаваясь панике, резко на повышенных тонах изъяснялся Пьер.
– Успокойся, я тебе не враг. Я не убивал Джонатана Реми и не собираюсь никого убивать. Я хочу помочь. Хочу разобраться в ситуации, – объяснился я.
– Зачем тебе это? – Молодой француз из-за своего страха не мог мыслить здраво и спрашивал элементарные, как мне казалось, вещи.
– Вы убить меня пытаетесь. Охоту на меня открыли, я чувствую себя непонятым, – я не издевался над ним, но переполнявшие меня эмоции заставили немного ёрничать.
Инквизитор выслушал меня и, немного успокоившись, пошёл на контакт.
– Мне ничего не известно, – поджал губы Пьер, всё ещё косо поглядывая на меня. – Мне жаль, но я не могу даже предположить, кто может быть способен на такое злодеяние.
– Работая сообща, мы сможем добиться большего. У меня есть возможность более адекватно оценивать вас, французских инквизиторов, потому что у меня нет к вам эмоциональной привязки. Но языковой барьер не даёт мне возможности нащупать мотив у кого-либо из вас. Ваши подводные камни известны только вам.
– Я не верю, что убийцей может быть кто-то из наших, – грустно проговорил сын архинквизитора и с досадой посмотрел в пол. «А мне кажется, что ты уже потихоньку смирился с этой мыслью», судя по твоему виду.
– Не надо настраивать себя на это, просто не исключай такой вероятности, – попытался я хоть как-то подбодрить молодого парня. – Мне надо уходить.
– Назначим место встречи, – неожиданно предложил Пьер. В нём заговорил не юноша, не ребёнок, который истерично до этого поддавался своим эмоциям. В нём заговорил мужчина, будущий лидер.
– Давай на этом же месте через два дня, часов в восемь вечера? – Отозвался я на его предложение.
– По рукам. – Пьер протянул мне свою руку, и мы скрепили договор крепким рукопожатием. Глаза Рене сияли от радости.
– Только запомните, – привлёк я внимание французов. – Никому ни слова. О нашей встрече никто не должен знать, ни при каких обстоятельствах.
– Хорошо, – согласился Пьер.
***
Её разбудило утреннее солнце и мягкое тепло, с маленькими каплями пота разбегавшееся по её хрупкому женскому телу. Она нежилась минут десять в своей постели, прежде чем наконец-то смогла найти в себе силы покинуть спальное место.
Душ, чтобы привести себя в порядок. Чашечка ароматного зелёного чая, так не присущая парижанам. В добром здравии и хорошем настроении прибраться в гостиной. Генри опять оставил на столе пепельницу, полную окурков, и бутылку водки. Но она была счастлива: вчера она провела приятный вечер со своим братом, с другом своего детства. С мальчиком, который в детстве так рьяно стремился её защищать и делился с ней вкусняшками. С мальчиком, который долгое время был её старшим товарищем, но последние два года кажется ей не таким уж и взрослым, не таким уж и мужественным. Но что вчера произошло? Этот мальчик, зная, что слаб физически, долго не думая поспешил защитить её, потому что считал, что им угрожает реальная опасность. Или что-то другое волнует её сердце? Может, тот момент, когда её брат – человек, который уже не скрывает, что любит её совсем не братской любовью, сумел не поддаться эмоциям и поверил в невиновность своего соперника.
А соперник ли он? Рене не знала, что она чувствует к Пьеру и, уж тем более, она не знала, что чувствует к Максу. И, наверное, эти неизвестные ей чувства заставляли её в это прекрасное утро ощутить воодушевление, прилив
