мои слова для влюбленного мужчины смехотворны.
– Злата, множество людей долго встречаются, а потом шумно расходятся и остаток жизни ненавидят друг друга. Синеглазка, я обещаю, что никогда не отпущу тебя. Буду любить и заботиться до последнего своего вздоха.
Слова принца тронули меня, задели за самое сердце. Да, он не встал на колено и вряд ли споет серенаду под луной (если только завоет в компании с братцами), не сочинит стихи, но мне хотелось ему верить. Очень-очень, потому что и сам оборотень вызывал во мне гамму чувств и эмоций, от которых кружилась голова, а сердце то замирало, то неслось вскачь. И чем дольше я находилась с этим мужчиной наедине, тем сильнее становилось притяжение. Хотелось прикасаться к нему, целовать. Разговаривать и даже молчать, только чтобы непременно рядом с ним.
– Не надо последний вздох. – Я приподнялась на цыпочках и коротко его поцеловала. В голове крутился один вопрос, который я не могла не задать: – Скажи, если ты не станешь королем, то члены Совета снова начнут тайную войну?
– Не думай об этом. Скоро состоится суд над Сорелем, и он будет принародным. Совет подожмет хвост. Особенно те, кто поддерживал заговорщиков. Не все были на его стороне, но я знаю каждого, кто желал отстранить нас с братьями от власти. Достану любого. Мы с Марком многое сделали за последние месяцы, и сюрпризы еще не закончились.
Данияр говорил уверенно, а мне казалось, что это не совсем так. А если кто-то затаится? Прикинется лояльным к Родеонским, а сам будет затевать гадость? И потом, даже не беря во внимание эту сторону, я не хочу, чтобы на моего оборотня какая-нибудь заморская принцесса имела виды. Чтобы какой-нибудь ушлый монарх прислал свою незамужнюю дочурку попытать счастья, в то время как я буду откладывать важное решение стать женой Данияра. Мне вообще не нравилась сама идея, что рядом с ним может быть кто-то, кроме меня. Коварная мысль раздражала до крайности.
А еще… Я теперь житель Родеона и тоже несу ответственность за спокойствие королевства. И если для этого нужно выйти замуж… Впрочем, на роль жертвы в этом случае я не подхожу. Буду слишком довольна итогом. А если так, то…
Вервольф словно почувствовал колебания моего настроения. Он угадал и не стал отмалчиваться.
– Злата, я дам тебе времени сколько хочешь. День, два, неделю. Выбирай. Но завтра ты мне дашь положительный ответ.
– Завтра? – Я не сдержала улыбки и ткнула пальцем в ребра Данияра. Вервольф только хмыкнул, но даже не дернулся. – Положительный ответ, да?
– Да, – согласился наглец. – И потом, я же вижу, как ты на меня реагируешь. Чувствую.
– Как?
– Твой запах меняется рядом со мной, – протянул принц, и вышло это у него так мечтательно, что я наверняка покраснела.
– О, – опешила я. – То есть так могут все оборотни, находящиеся рядом?
– Мы так устроены, синеглазка. Не бойся, каждый в замке знает, что ты моя.
– Это как?
– Все просто. Сегодня утром я собрал слуг и объявил, что нашел свою истинную. Так что твой отъезд не все поймут. – Данияр хитро подмигнул, но я не повелась на его слова.
– Ты обещал. И чтобы охрана не отпугивала клиентов!
У меня магия развивается, оплачиваемая работа впереди. А еще вервольф, весь такой неожиданно свалившийся на мою голову и… застрявший в сердце.
– Но завтра ты мне дашь ответ, – напомнил Дан.
– Хорошо. Завтра я скажу тебе «да», хотя могу и прямо сейчас.
– И? – затаил дыхание вервольф.
– Да! Но свадьба через…
Разве можно так нежно и в то же время требовательно целовать? Разве мужчина может смотреть так, словно я центр его вселенной? Я даже не успела сказать: «Через полгода».
– Пару месяцев мне нужно, – хрипло выдохнула я в губы вервольфа, а после потыкала пальчиком в его грудь, пытаясь восстановить дыхание. – Данияр Родеонский, даже думать не хочу, где ты набрался такого опыта. Но если твои бывшие захотят мне навредить…
– Не переживай, синеглазка, я о них позабочусь. Ни одна из них мне не нужна, клянусь, – со всей серьезностью пообещал темный маг. Только сейчас он отпустил меня, словно до этого боялся, что сбегу, а потому пытался затуманить мозги нежностью и поцелуями.
– А вот этого раньше времени делать не надо. Я сама с ними разберусь, – попросила я, чувствуя, что яд для них сцежу в любом случае. Уверена, эти девицы не жили в многоэтажном общежитии с общей кухней, не учились как проклятые, зубря предметы и упираясь на экзаменах, лишь бы сдать на стипендию. – А сейчас пойдем, я очень волнуюсь за Тафи.
– Твоя сестра так долго ненавидела отца, что никак не может его принять, – заметил Данияр. Он не умничал и не пытался навязывать свое мнение.
– Скорее лорд Фердинанд очень долго позволял думать о себе плохо. Она ведь давно живет самостоятельно. Кто ему мешал прибыть лично?
– Никто. И вместе с тем ситуация между нашими королевствами не позволяла советнику пересечь границу.
– Вы воевали?
– Нет, но были близки к этому. Совет пытался прибрать власть к рукам, сеял смуту на верных мне территориях, отвлекал внимание как мог, но я вовремя их отстранил. К слову, герцогиня Савойская изначально была верна нам и не позволила у себя устроить никакой бунт. А когда я пришел к власти, мы встретились с королем Вильдора. Так что не все так просто. И не спеши осуждать отца. Кто знает, что случилось между ним и его женой.
– Ты оправдываешь то, что он бросил жену и маленькую дочь?!
– Нет, не оправдываю. Я с тобой полностью согласен: этому нет оправдания. Уверен, маркиз уже наказан. Взять хотя бы то, что, лишь прожив полвека, он впервые увидел одну дочь и пытается поговорить со второй. А судя по тому, что он не оставил наследство отпрыскам третьей жены, родную дочь он все-таки любит. К слову, синеглазка, что будешь делать, если лорд предложит взять его фамилию? Я бы подумал, прежде чем отказываться. Ты законнорожденная и имеешь все права, как и Тафилис. Опять же, твоя сестра носит фамилию отца и не сменила ее на другую, хотя могла.
Я прижалась к Данияру и промолчала. Наш с маркизом разговор впереди. Я пока еще не могла назвать его отцом, но и чужим человеком уже не считала.
Как же все сложно-то!
* * *
После разговора с отцом Тафи сказала, что подождет меня в гостевой комнате, и спешно ушла. Мне хотелось броситься за ней, узнать, как все прошло, но это было чистой воды ребячество. Сестре