«ПРОХОЖУ В СРЕДНЕМ 23 МИЛИ В ДЕНЬ ЗАПАСОВ СПИРТА И ГОРЮЧЕГО МАЛО МУКА И РИС ЗАПЛЕСНЕВЕЛИ ВОДА ПРОТУХЛА СЫР ПРИОБРЕЛ ИНТЕРЕСНЫЙ ЦВЕТ».
В течение следующих двух недель Кроухерст двигался вдоль северо-восточного побережья Бразилии, возвращаясь в тропики. Становилось все жарче, и он проводил бо́льшую часть дня полностью раздетым, оставляя на себе одни только наручные часы. Он сильно похудел, но, загорев, выглядел вполне здоровым, пусть и не очень чистым.
Насколько позволяли обстоятельства, Кроухерст предоставлял яхте идти, как ей вздумается, и на протяжении целых отрезков пути даже не утруждал себя поднятием грота. Однако его плавание не было увеселительной прогулкой по морю. Все старые неполадки плохо сконструированной яхты продолжали доставлять ему неприятности. Даже с уменьшенной парусностью, на скорости 2–3 узла, что позволяло сохранять палубу в общем-то сухой, моряку все же приходилось регулярно вычерпывать воду из поплавков. К тому времени ветровой автопилот полностью вышел из строя. На магнитофонной записи Кроухерст поделился своими соображениями относительно того, почему сломался рулевой Хаслера, и объяснил, как обходится без него.
«…Маятниковый сервопривод на самом деле не такое уж и мощное устройство. По крайней мере не на тех скоростях, которые может развивать любая из многокорпусных яхт. Система в целом нестабильна… из-за чего приходится чересчур часто корректировать курс и частоту колебаний. Это означает следующее: когда вы идете в бакштаг [то есть по ветру], вы отклоняетесь от курса на 45° в одном направлении, корректируете курс и на этот раз снова отклоняетесь ровно на 45° уже в другую сторону – на попутном курсе двигаетесь буквально огромными зигзагами с полными поворотами под 90°.
…Помимо всего прочего, при таком управлении яхта подвергается ненужным нагрузкам: чем дольше не корректировать курс, тем сильнее силы, действующие на руль и на все элементы конструкции…
Только что сломался основной механизм. Неоднократный ремонт и работы по укреплению тут и там только продлили его агонию, но сейчас все уже позади, авторулевой целиком и полностью разбит… Поэтому пришлось изобретать что-то новое, и в большинство придуманных мной конструкций входят резиновые элементы. Однако подобные самодельные изобретения не гарантируют такого уж качественного подруливания при переменных ветрах, потому что каждый раз, когда меняется сила ветра, всю систему нужно перенастраивать. Это означает, что каждый раз вам приходится буквально передвигать элементы конструкции на доли дюйма. Вся хитрость, конечно, состоит в том, чтобы попытаться обеспечить сбалансированный ход яхты при помощи парусов, сводя коррекцию курса посредством руля к минимуму… Ради этого стоит потратить час или два, сделать все как нужно, чтобы потом забыть обо всем».
Устранение проблем с ветровым автопилотом долгое время занимало изобретательный ум Кроухерста, стимулируя его хотя бы на разработку теорий, если не на практическое воплощение идей. Он произвел несколько математических расчетов с целью подавления «колебаний». Яхтсмен описал и другие интересные эксперименты – такие как установка парусов на вантах, – но, как показывают записи на пленках, в конечном счете вернулся к традиционному способу, полагаясь преимущественно на слаженно работающие обычные паруса. Поломка ветрового автопилота была совершенно обычным делом на яхте моряка-одиночки, отправлявшегося в плавание на большие расстояния. И Чичестер, и Нокс-Джонстон также столкнулись с этой проблемой и справились с ней аналогичным способом.
Самодельные приспособления для подруливания требовали постоянного контроля, из-за чего Кроухерст теперь спал урывками и обычно не дольше четырех часов. Обыкновенно он работал ночами, не ложась до рассвета, так как ходовые огни на яхте не работали, и он боялся, что в темноте его раздавит какой-нибудь большой пароход. Один из навигационных огней болтался на мачте вот уже несколько месяцев – до него не доходили руки, но главным образом Кроухерст не использовал их, потому что экономил электричество. Ночной образ жизни, долгое пребывание в замусоренной, заваленной различным хламом, плохо освещенной каюте – все это усугубляло чувство одиночества, оторванности и стимулировало яхтсмена к рефлексии и самоанализу.
