на мечах, топорах и врукопашную, стрельба из лука, метание копья. Использовать можно было только физическую силу. Для этого участникам надевали браслеты, блокирующие сверхспособности. Кроме того, все надевали скрывающие лицо маски, и понять, кто с кем сражается, было невозможно. Имен тут не было. Были лишь номера.
Мэрид на глазах у всех богов одолела каждого соперника, проявив чудеса ловкости. В пух и прах разбила всех, а в финале выступила против Мэйтлэнда, выбрав для этого бой врукопашную.
Еще никто и никогда не сражался с ним так яростно. Мэрид уворачивалась от его ударов и наносила свои исподтишка. Мэйтлэнду пришлось изрядно попотеть, прежде чем он смог схватить ее и швырнуть на землю броском через спину. Но во время этого пируэта маска девушки за что-то зацепилась и слетела, открывая всем личность воительницы. Ее пепельные волосы рассыпались водопадом, а платиново-серые глаза сверкали, как острие пики.
Толпа слаженно ахнула. Мэйтлэнд замер, ошарашенный тем, что ему чуть было не наваляла девчонка, а Мэрид зашипела, как дикая кошка, и сорвала с мужчину маску, чтобы быть на равных.
– А, бог воров, – выплюнула она, словно что-то горькое. – Говорят, твоя кровь такого же золотого оттенка, как глаза.
Сказав это, она хорошенько ему врезала, не стесняясь вложить в этот удар побольше силы. Мэйтлэнд все так же ошарашенно смотрел на девушку. Из разбитого носа струилась кровь. Глядя на него, Мэрид разочарованно выдала:
– Врут. Она такая же, как у всех.
Затем развернулась и ушла.
Их дальнейшее общение было похоже на ходьбу по прогнившему мосту над ледяной бушующей рекой и давалось богу воров с трудом. Он приручал Мэрид, как дикого зверя, постепенно сглаживая острые углы ее нрава, которыми та так и норовила его пырнуть. Мэйтлэнд учил ее вскрывать замки, бесшумно подкрадываться и воровать. Девушка была в восторге, а он все чаще замечал, что не может оторвать от нее взгляда. Богиня часто подкрадывалась к нему со спины, а он делал вид, что не слышит. И не мог сдержать улыбки, когда она, подставив к его ребрам или горлу нож, шептала: «Говорят, у бога воров кровь такого же золотого оттенка, как и глаза».
Они вместе тренировались, упражняясь в фехтовании и стрельбе из лука. А в перерывах между этим девушка пыталась обобрать его карманы. В те дни, что они не проводили вместе, Мэйтлэнд ловил себя на том, что непроизвольно искал ее взглядом и прислушивался к тишине в надежде услышать подкрадывающиеся шаги и шепот.
Однажды она обчистила его небольшую картинную галерею и перетащила все полотна в винный погреб, на котором поменяла замок. Мэйтлэнд долго тогда смеялся, а потом подарил ей свой черный кинжал с рукояткой в виде дракона со словами: «Талант нужно поощрять». Она тогда впервые обняла его, а он узнал, что ее волосы мягкие, словно шелк, и пахнут цветами и морозом. А еще он понял, что готов убить, лишь бы ощутить все это еще хоть раз.
На одной из тренировок, пока Мэйтлэнд затягивал наручи, Мэрид в очередной раз бесшумно подкралась к нему сзади. Но на этот раз бог не делал вид, будто не слышит. Он развернулся так резко, что девушка даже не успела удивиться. Одним рывком прижал ее к стене. Его пальцы сжимали ее горло, но недостаточно сильно, чтобы в этом можно было почувствовать угрозу. Скорее нечто иное, ей противоположное.
Они были так близко, что это сводило с ума.
«Что я делаю?» – подумал он и поцеловал ее.
Он ждал, что она ударит его или всадит в него клинок, который все еще сжимала в руках, но она ничего из этого не сделала. Мэрид лишь на какое-то мгновение ошарашенно застыла, а затем медленно подалась ему навстречу. Клинок со звоном выпал из ее ослабевших пальцев.
С тех пор они все больше и больше времени проводили вместе. Ровно до того дня, пока в их жизнь не влезла Кеаск и не разрушила то, что было для Мэйтлэнда дороже всего на свете.
От того, чтобы разрезать речную богиню на маленькие кусочки, Мэйтлэнда сдерживал лишь страх, что в этом случае он никогда не увидит Мэрид. Девушку с пепельными волосами и глазами платиново-серого цвета.
Много лет он жил лишь местью, ломал голову над хитроумными планами и параллельно с этим не оставлял попыток найти свою дикую воительницу.
«Каким образом она смогла сбежать от Кеаск? И где она сейчас? – думал он, а затем мысли возвращали его к вопросу: – Как отсюда выбраться?»
Он снова и снова пытался разрушить портал, сломить сдерживающие стены. Но ничего не выходило.
В один из дней он попытался разрезать кокон пространственного излома, как ткань шатра, и выбраться, но ничего не получилось. Он в ярости начал лупить огненными плетьми по невидимому барьеру и так сильно увлекся, что пришел в себя, только когда ощутил холодное лезвие у своего горла.
А затем голос, принадлежавший клинку, прошептал:
– Говорят, у бога воров кровь такого же золотого оттенка, как и глаза.
Сердце Мэйтлэнда впечаталось в ребра и скатилось в ледяную пустоту. Он медленно повернулся, не веря ни своему слуху, ни глазам.
Девушка с пепельными волосами смотрела на него неприязненно. Прошло столько лет, а она была все такой же.
– Слышала, ты тут устроил дикую заварушку, пока я спала, – надменно бросила Мэрид и, не скрывая иронии, добавила: – Какой размах!
– Знал, что ты оценишь, – осторожно ответил он, не готовый принять то, что увиденное не было его галлюцинацией.
– Твой план полностью заключался в том, чтобы блефовать, или ты правда хотел приручить морских чудовищ?
– Ну ты же хотела домашнего питомца.
– Говорят, ты стащил сердце Эхнатаима.
– Думал, это будет прекрасным подарком для тебя к нашей свадьбе.
– Кто сказал, что я согласна выйти за тебя замуж?
– А кто сказал, что я сдамся до того, как получу твое «да»?
– Самонадеянный идиот! – девушка закатила глаза, словно бы его речи изрядно ее утомили, но уголки ее губ все равно надломила улыбка.
– Как ты попала сюда?
– Взломала чертовы замки, как же еще?!
– Как ты смогла развеять сонные чары?
Богиня смерила Мэйтлэнда долгим пронизывающим взглядом, прежде чем ответить:
– Это сделали боги переменных, – а после издевательски добавила: – Сказали, что ты вконец уже спятил и пора бы тебе подарить мозг.
Они стояли, пристально глядя друг друга, а затем Мэйтлэнд сорвался с места.
Одним рывком он прижал девушку к себе, впиваясь в нее губами. Отчаянно, почти до боли. Небо… Да он едва не рыдал от счастья, словно мальчишка. Все это время в
