Я знал, что староста предлагал отнести отродье чужака в Серые земли, вернуть мертвое к мертвому.
Меня спасла тетушка. Тихая покорная женщина, не смевшая перечить мужу, неожиданно уперлась, пригрозила гневом Гуань-инь [богиня милосердия, покровительница детей] — и дядюшка уступил, и даже заплатил заклинателю Дома. А тот убедил старейшин, что новорожденное дитя не несет в себе скверны и не связано с внезапно объявившейся гнилью в лесу.
— Саньфэн, подойди!
Я неохотно приблизился, ожидая неприятностей. Дядюшка редко обращался ко мне, а уж сколько раз звал по имени и вовсе можно было пересчитать по пальцам одной руки. Обычно я старался не попадаться взрослым на глаза, выполнял посильную работу по хозяйству, а дядюшка Дубу притворялся, что не замечает ни лишнюю миску риса, ни старый футон в кладовой — и все были если не счастливы, то удовлетворены.
Только серьезный проступок мог нарушить устоявшийся порядок.
— Это мастер Лучань. Заклинатель из Дома Шипа.
Заклинатель? Настоящий⁈ Мог бы и раньше догадаться, дурак: кто еще рискнет путешествовать ночью через приграничный лес, не опасаясь ни дикого зверья, ни гнева духов.
— Простите мою грубость и неотесанность, — я бухнулся на колени, уперся лбом в землю.
— Встань, Саньфэн, — приказал, поморщившись, заклинатель.
Я вскочил. Двоюродный братец, дразнясь, изобразил пляшущего на задних лапах щенка. Следующие слова дяди заставили его покраснеть и выпучить глаза.
— Мастер Лучань полагает, что ты можешь быть полезен Дому.
Я⁈
— Ты увидел волшебный фонарь, а значит, у тебя есть зачатки дара, — улыбнулся мне заклинатель. От непривычного внимания было неуютно. — Я совсем недавно стал мастером и не знаю, насколько хороший из меня выйдет учитель. Но если ты согласишься быть моим учеником, я попробую развить твои способности.
Учиться⁈ В Доме Шипа⁈ У заклинателей⁈ Это какая-то ошибка! Я не чувствовал в себе никакого дара!
— Конечно, он согласен, — ответил за меня дядюшка.
— Превосходно! — обрадовался мастер Лучань. — Я подожду у деревенских ворот, пока вы соберете вещи и попрощаетесь. Мне очень жаль, что вынуждаю вас спешить, но дела Дома не терпят отлагательств.
Едва мастер удалился, к нам подлетел двоюродный братец.
— Этого… его… в Дом? — толстяк от возмущения начал запинаться. — Сквернокровку в заклинатели⁈
— Замолчи, идиот! — дядя отвесил сыну подзатыльник, посмотрел на выглянувшую из-за двери жену. — Собери там, чего надо, ему в дорогу.
Тетушка кивнула и скрылась в хижине.
— А ты, Саньфэн… — дядюшка запнулся, подбирая слова. — Учись прилежно, — выдавил он. — Слушай и почитай старших…
«А иначе, если тебя выгонят из Дома, — предупреждал тяжелый взгляд исподлобья, — лучше не возвращайся…»
Почему сейчас, спустя столько лет, я вспомнил об этом? Ядовитая игла обиды засела в памяти, отравляя ее? Я все понимал — и тогда, и особенно теперь. Мне позволили жить — и это уже немало. А не любили…
Следуя наказу, я больше не возвращался в родную деревню. Не видел ни дом с тростниковой крышей, ни дядюшку, который, несмотря на тяжелый характер, не был со мной жесток, ни тетушку, слишком робкую, чтобы выразить свои чувства, ни противного братца — да и не особо стремился к встрече с родней, если честно, хотя, пожалуй, стоило сказать им спасибо.
Раненая Шу нога с каждым шагом ныла все сильнее. Накатила слабость. Я споткнулся о невидимый в траве корень, уцепился за ствол белой березы, чтобы не упасть.
Резко похолодало.
Что за странные выверты природы? Или это меня знобит?
Похоже, тело пыталось приспособиться к внезапным изменениям и стабилизировать внутренние потоки фохата.
Озноб сменился дикой жаждой, благо река была рядом…
… Не создавать проблем — это главное, что я усвоил в доме дядюшки.
Дорога убегала к горизонту и казалась бесконечной. Старые сандалии, пожертвованные тетушкой, были велики и натерли ноги. Солнце изливалось на рисовые поля зноем. Обгоревшие шею и плечи пекло — стоило попросить у дядюшки старую соломенную шляпу, может, и не отказал бы.
Мучительно хотелось пить.
Как далеко нам еще идти?
Мастер Лучань остановился, дожидаясь, пока я догоню его. Он спешил, и один мог бы передвигаться гораздо быстрее.
— Устал, Саньфэн?
Нельзя создавать проблемы.
— Нет.
— Вот же диковатый побег! Настоящая колючка, — мастер недовольно покачал головой. — Так и буду звать тебя — Колючка Саньфэн. Идем! Недалеко деревня, там и передохнем.
Может, для заклинателя и недалеко, но прошла целая вечность, а вокруг по-прежнему расстилались безлюдные рисовые поля без каких-либо признаков человеческого жилища. Натертые мозоли нещадно горели, и я, закусив губу, думал о том, как сделать следующий шаг.
Если мастер решит, что со мной одни хлопоты, отправит меня обратно к дядюшке Дубу. А тот ясно дал понять… Лучше не возвращаться.
Нога подвернулась, и я упал. Больно! Стиснул зубы: нужно встать.
— Почему не сказал? — строго поинтересовался мастер Лучань, склоняясь надо мной и закрывая от кусачего солнца.
Я промолчал. Заклинатель вздохнул: сейчас он сообщит, что ошибся и от меня не будет никакого проку Дому. Повернулся спиной? Похоже, я и слов не заслуживаю.
— Забирайся! — мастер Лучань присел. — Я понесу тебя.
— Как можно⁈ — испугался я. — Вы заклинатель, мастер Дома, а я…
— А ты мой ученик. И мне, твоему учителю, следовало быть внимательнее. Поэтому кончай упрямиться и залезай!
Мастер шел легким размеренным шагом бывалого путника, превращая чи в ли пути. Я чувствовал себя… странно. Мне было стыдно за то, что учителю приходится меня нести — я бы и сам мог идти, если бы немного передохнул. Но одновременно кто-то проявил обо мне заботу, не тишком, с оглядкой, опасаясь чужого порицания, не вымученно, всем видом показывая, какое большое одолжение мне делает — а искренне, от души. И от этого стало так тепло. Спокойно.
— Запомни, Саньфэн, сильный всегда должен заботиться о слабых.
Запомню. Однажды я стану таким же сильным, как вы, учитель…
Грудь распирало от фохата, и, чудилось, я лопну, если немедленно не выплесну его в печать. Лозы змеями поползли от моих ног, то уходя под землю, то выныривая на поверхность. Возможно, я не стал таким сильным как учитель, но теперь моя очередь позаботиться о нем, отплатить за все то добро, что он сделал…
…Ворота отворились, пропуская нас в просторный двор. Присыпанная белым песком дорожка вела между рядов молодых туй к одноэтажному вытянутому зданию из бамбука с каменным фундаментом и черной крышей,
