сказал: – Усиленную группу в составе двух полков 94-й и 293-й дивизий, двух отдельных артиллерийско-пулеметных бригад и дивизиона тяжелой артиллерии перекидываем на машинах к Хайлару. Командиром Маньчжурской оперативной группы армии назначаю генерал-лейтенанта Фоменко. Главные армейские силы пойдут в направлении Бухэду и Цицикара. Это важнейший железнодорожный узел, из которого одна ветка уходит на восток, к Харбину, вторая идет на юг, в сторону Мукдена и дальше на Ляодунский полуостров к Порт-Артуру. Кроме того, по данным разведки, там размещается штаб 4-й японской армии. Приступайте к своим обязанностям, товарищи офицеры.
Глава 20
Харбин
Полет до Харбина прошел благополучно, хотя пилот предупредил, что они могут встретиться с русскими истребителями и придется отстреливаться. На военном аэродроме Вакамацу и Черных встретил автомобиль. Когда проезжали яхт-клуб, генерал сказал:
– Город не бомбили, мост не поврежден.
Настя и сама видела, что большой, длиной более километра, ажурный железнодорожный мост через Сунгари цел. Вокруг мало что изменилось. Как и в мирное время, по реке шел пароход, на котором, судя по одежде, были китайцы, все так же качались на волнах у берега сцепленные в грозди рыбачьи джонки. На улицах города рядом с автомобилями по-прежнему раскатывали бородатые извозчики, однако прохожие попадались редко, и было непривычно много военных патрулей.
Водитель привез их к дому на Цицикарской улице. Настя хорошо запомнила этот старенький двухэтажный особняк, в котором на втором этаже была конспиративная квартира. Здесь пять лет назад состоялась ее первая встреча с Вакамацу. В узкой прихожей все было как прежде: в углу стоял плательный шкаф, рядом с ним полка для обуви, на стене висело зеркало в бронзовой раме.
Возле входа в комнату стояла молодая японка в строгом сером платье, с гладко собранными в пучок и заколотыми шпильками виде спиц волосами.
– Прошу познакомиться, Анастасия-сан, с младшим лейтенантом Азуми. Вы можете называть ее Азуми-сан или се й Азуми, что означает «младший лейтенант Азуми», она будет вашей горничной, – сказал Вакамацу, представляя девушку.
– Конбанва, Азуми-сан, – сложив руки у груди, склонилась в полупоклоне Черных.
– Конбанва, Анастасия-сан, – ответила младший лейтенант таким же полупоклоном и жестом пригласила ее в гостиную.
В этой комнате изменилось все: исчезли диван и кресла в холщовых чехлах, вышитые занавески на окнах, кружевные салфетки, горшки с цветами, фотографии. На стенах теперь висели японские картины небольшого размера. Возле окон, затянутых плотными бежевыми занавесями, стоял низкий деревянный, покрытый лаком стол без скатерти, возле него два обтянутых коричневой замшей кресла, напротив – придвинутая к стене тумбочка, на ней два телефона: красного и белого цвета. Дальний угол загораживала шестистворчатая ширма, разрисованная цветами сакуры и покрытая черным лаком, за ней виднелся уголок кровати.
– Здесь буду проводить время я. Ваша комната следующая, Анастасия-сан. Младший лейтенант скрасит ваше одиночество в мое отсутствие и будет жить в бывшем моем кабинете, – сказал Вакамацу. – Вы пока располагайтесь, а мне необходимо доложить Сиро Исии о своем прибытии. Се й Азуми, выдайте госпоже все необходимое и приготовьте ужин для вас двоих, – распорядился генерал, повернувшись к неподвижно ожидавшей его указаний девушке. – Анастасия-сан, вы должны знать – по красному телефону звоню только я, а по белому можно звонить в город, но он прослушивается, – добавил генерал.
Она и не сомневалась, что телефон прослушивается, а Азуми не просто горничная, но еще и надзиратель.
Первым делом Настя решила принять душ после дальней и тяжелой дороги. Просушив волосы феном, она облачилась в кимоно, выданное ей Азуми, и ушла в свою комнату, в которой, кроме плательного шкафа, стула и кровати, ничего не было. Не раздеваясь, прилегла на постель, поджала ноги, накрывшись уголком покрывала. Лежала, обдумывая, как быть дальше.
Настя вспоминала свое первое пребывание в этой квартире в 1940 году. Перед отлетом в Маньчжурию Судоплатов рассказал, что ее отец сотрудничал в Харбине с органами ОГПУ. Он предупредил о том, что японская контрразведка может показать ей фальшивые документы на отца и начать вербовку путем шантажа. Тогда ей удалось замечательно сыграть роль перепуганной женщины, согласившейся стать шпионкой в пользу Японии. После возвращения в Москву она доложила Судоплатову о вербовке, о том, что Вакамацу дал ей псевдоним – Кицунэ-сан, Хитрая лиса.
Мысли перенеслись к Семену. Ей так захотелось оказаться сейчас в Чите, в парке ОДКА, нарядной, красивой… и чтобы вальс… и чтобы они с Семеном кружились в нем, а все вокруг любовались их красивой парой. Стараясь удержаться, не разреветься в голос, она закусила уголок подушки и задавила стон.
* * *
Вакамацу приехал поздно вечером, сообщил, что русские не бомбили Харбин, они нанесли удар лишь по железнодорожным путям и парку паровозов.
– Анастасия-сан, в городе установлен комендантский час, и без соответствующего пропуска жители не имеют права находиться на улице с двадцати двух до шести часов утра. Завтра придет сотрудник жандармерии и сфотографирует вас, чтобы изготовить пропуск для военной комендатуры. А сейчас всем спать, мне надо работать, – приказал генерал.
В пятницу, десятого августа, Вакамацу вручил Анастасии пропуск, который позволял находиться в городе в любое время суток, и пригласил на обед. Они приехали в небольшой японский ресторанчик на берегу Сунгари. На кружевной веранде было уютно, прохладно и открывался роскошный вид на реку, город и окрестности.
Метрдотель встретил их у входа, поклонился и, провожая гостей, засеменил к скрытому за легкими ширмами кабинету. Деревянный стол без скатерти был сервирован по-японски. Бамбуковые палочки, свернутые в рулончик влажные махровые горячие полотенца лежали на специальных деревянных подставках, перед каждым гостем лежала такая же подставка для суши. Светлые предметы чередовались с темными, округлые – с прямоугольными, образовывая красивую композицию. Официант принес сакэ в керамическом кувшине и поставил перед ними маленькие, на два-три глотка, фарфоровые чашечки. Гости взяли полотенца и протерли ими руки. Официант налил желто-янтарный подогретый сакэ.
– Первый тост у нас положено пить за императора, – генерал, как обычно, когда они остались вдвоем, предпочитал общаться на русском языке.
За императора они выпили стоя. Настя добавила в чашечку с васаби соевый соус, размешала его, взяла палочками ломтик тонко нарезанной сырой рыбы, обмакнула ее в соус и закусила.
– Вы едите наши блюда, как японка, – одобрительно хмыкнул Вакамацу.
– Мой дед очень любил вашу кухню и приучил меня к ней с детства, – ответила она. – Но вы же позвали меня сюда не для этого?
– Да. Я хотел поговорить с вами вдали от посторонних ушей. Вчера рано утром американцы сбросили еще одну мощную бомбу – на город Нагасаки. Погибло много мирных жителей. А в Хиросиме
