плечо:
– Ленту доставай.
– Ну Саша же не мешок с картошкой! Я один раз уже заставил её, больше не хочу.
– Вот именно, – сказала Саша тонким, но звонким голосом, – отвратительная сцена.
Кап-кап-кап – капает в углу вода. Стекает со стен. Странная башня – с листьями и ручейками. Саша не плачет и сидит прямей прямого. Закрой она лицо руками, было бы проще.
– Да у нас, что ли, времени полно?
– Какая разница?.. Саша, послушай, это всё ошибка, извини меня, я просто… я испугался, что отец меня не любит теперь, ты тоже испугалась, я же вижу! Но твой опасен, он же не в себе сейчас, никто не играет всерьёз, а он…
– Почему? – сказала Саша.
– Что «почему», ну что «почему»?
– Почему вы все горячие? Обжечься можно.
Она не в себе, что ли?..
– То, что ты предлагаешь, нерационально. Не трогай мои руки. Я останусь здесь.
Дома Карина иногда со скуки решала детские головоломки: «Найди десять отличий». На одной картинке у розовой плоскоголовой кошки есть бант, на другой нет. На одной у цветка шесть лепестков, а на другой пять. Вот так же и сейчас: чего-то в Саше не хватало, что-то как будто ускользало. Может быть, если сощуриться…
– Прости, – сказал Гюрза, – никто не будет от радости смотреть на чёрную воду. Тебе здесь правда плохо. Ты потом меня поймёшь.
Гюрза потянул из кармана ленту, и Саша закричала. Не завизжала на всю комнату, как стоило бы, а именно закричала:
– Нет, не смей, не смей!
Может, она забыла, как пугаться, и как пинаться, и как выдираться, и вообще как драться. Потому что просто вскочила и попыталась выдернуть руку. Не ударила даже.
– Карина, – сказал Гюрза, – держись за меня быстрее.
Алисина лента-кружево дымила. Может быть, если бы Ференц так за неё не тянул, когда они отбывали, было бы по-другому, но сейчас Карина закашлялась. Саша в дыму, Гюрза в дыму, Инжир в дыму машет рукой. Как там положено говорить? «Дым, дым, я не кошка…»
– Лента, пожалуйста, неси нас в замок моего отца, да, всех троих, прямо сейчас, пожалуйста!
Обгоревшая лента дёрнулась и вздыбилась, и пол вздыбился тоже, и чаша с чёрной водой опрокинулась. Только что они были почти у стены – и вот уже все трое очутились у выхода, на другом конце зала-пещеры, и Саша всё-таки шлёпнула Гюрзу по руке, быстро, как будто не хотела прикасаться, будто муху убивала, и Гюрза зашипел сквозь зубы, и Инжир рассмеялся где-то там – он шёл к ним через зал и через дым, и вдруг совсем рядом раздалось:
– Какие гости. Я и надеяться не мог.
Глава 9
Людвиг – теперь-то она знала, как его зовут, – входил в зал медленно и держал в руках поднос. Серебряный поднос с чашкой бульона и вазочкой поджаристых сухариков. Дым от ленточки медленно рассеивался. Рот Карины наполнился слюной – она теперь то и дело проверяла, нет ли под языком какого заклинания, хотя Гюрза и говорил, что смысла никакого.
– О, – сказал Людвиг очень ласково, – ты всё-таки решился? Как чудесно. А я думал, ты скорей пошёл в отца – он-то ведь только и умеет, что сбегать с добычей.
Это было, как будто в детстве летом ты разбил коленку, а тебя подняли с асфальта на руках, поцеловали в лоб и кружевным платком обтёрли грязь. Так хорошо, что стыдно.
– Неправда, – сказал Гюрза, и его хриплый голос был – как если б в этот кружевной платок взяли и высморкались.
Карина повторила просто так, наудачу, потому что совсем недавно это было важно:
– Лента, а лента, унеси нас всех домой.
– О? Не получится, красавица, дом-то у вас разный.
И впрямь она ошиблась с этой ленточкой. Людвиг вздохнул и поставил поднос на воздух. Карина уже слышала грохот и звон, видела черепки и помутневший от пыли бульон на каменном полу – но нет, поднос завис мягко, будто бы воздух был пуховым одеялом. Да всё вокруг было пуховым.
– Бедная, – сказал Людвиг, – как они уже тебя…
– Исказили, – спросил Гюрза, – да? У вас, у светлых, всё ведь искажение, что вам не нравится.
Да почему же он такой нелепый? Такой мелкий в сравнении с Людвигом, такой ненужный! А у Людвига волосы как завеса, а за завесой водопад, и горные вершины, и воздух как будто стеклянный от прозрачности, и птицы…
– Не смотри, дорогая, – сказал Людвиг кому-то, кого Карина разглядеть уже не могла, – отвернись. Иди сюда, дитя, я утолю твои тревоги.
Карина шагнула вперёд, и Людвиг встал перед ней на одно колено. Медленно потянулся поцеловать в лоб. Наверное, губы у него будут холодные.
А потом с неба пролился жирный бульон.
То есть не с неба. Она же не стояла ни в каких хрустальных горах. Мало того что жирный бульон, так ещё и горячий. Ауч! Людвиг тоже скривился и аккуратно вычесал из волос кружок морковки.
– И этим думал ты чему-то помочь?
Совсем ведь не ласковый голос. Карина пригладила волосы – тоже жирные теперь, и голову хочется сунуть под холодную воду. Кожа наверняка красная.
Гюрза, который и опрокинул поднос, покачал головой.
– Я не буду смотреть, как ты их ешь, – сказал так яростно, что странно было, как бульон не испарился, – ни Карину, ни дочку свою, никого из нас. Не знаю, что с тобой случилось, но…
– О, – сказал Людвиг, – этой-то беде помочь легко. Нужно было начать с тебя.
Какое ещё начать?.. Этот урод мучил Алису, – и неважно, насколько она может раздражать. Этот урод похитил собственную дочь. И кстати же, подсунул ей, Карине, под язык какую-то дрянь! А она уши развесила. Как с Ференцем в интернате, только тот хоть трудился сделать вид…
– Лента, – сказала Карина, – перенеси нас в замок Ференца втроём или даже вчетвером, только быстро, ну же!
И схватила Гюрзу за рукав, а Людвига – за край рубашки. Саша ведь без отца всё равно не…
– Как я люблю свою жену, – поведал Людвиг, – какое тонкое плетение, какая прочность!
Он говорил так, будто перед ним был целый зал слушателей, будто они уже готовы были хлопать. Тут, кроме них и Саши, был ещё разве что Инжир, и то Карина его прямо сейчас не видела. Ну, местные как будто все такие – то туда, то сюда…
Лента немного протащила их по коридору. Людвиг дёрнул Карину за волосы – подумаешь! Сразу видно: не дрался никогда с другими так, чтобы катиться клубком.
– Какая нелепость, – выругался Людвиг, – вы что, надеетесь на этот кусок ткани? Что он перенесёт
