поправил одеяло на Есении, не давая ей замерзнуть. Ему самому было жарко и душно, он готов был прыгнуть в сугроб, чтобы остыть, нырнуть в ледяную воду, но не мог сейчас ни на шаг отойти от нее. Своей девочки.
– Да, я проснулась, – тихо отозвалась Есения, боязливо поглядывая то на парня, то на слегка дрожащие руки. Руки-ледышки, ведь она все еще не могла согреться. – А где я? Кто ты и… кто я? – Последний вопрос она задала так тихо, что Эрик ликовал. Как и говорил врач, у нее возможны проблемы. Легкая потеря памяти. Эрик не верил в это, но сейчас внутри его все вздрогнуло, врач не ошибся. Хотя то, что происходило сейчас, никак не походило на легкую потерю.
Не зная, что ответить, он облизнул губы, отвел взгляд в сторону. Эрик собирался с мыслями, ведь это его последний шанс. Другого точно не будет. Она – его девочка, не помнила даже себя и своего имени. Почему бы не сделать так, чтобы все встало на свои места именно сейчас? Она станет его по собственной воле, он ей лишь слегка поможет. Подтолкнет.
Четвертая глава
Она сидела в своей старой комнате в квартире матери. Есения понятия не имела, как скоро сможет переехать в другое место, но пока сил на поиск квартиры и новой работы не было. Есения только-только расплатилась со старыми счетами за их двухкомнатную квартиру с Иваном, за ремонт своей машины. Ради этого Есения распрощалась с некоторой своей одеждой, которую покупала в Италии или Франции во время совместных путешествий с бывшим парнем или небольших гастролей. Она не была большой звездой, но в городе ее узнавали и любили; каждый знал кареглазую шатенку как солистку танцевальной команды Рapillon, основателем которой и считался Иван Максимов – молодой и подающий надежды хореограф. «Его бабочки», как он любил называть девушек, порхали на сцене так изящно и грациозно, что влюбляли в себя всех и вся. А Ивану лишь льстило, что все эти девушки его, а самая красивая – Есения, его любимая. Но спустя четыре года отношений пара рассталась. Есения больше не была для него лучшей, да, она все еще была молода и красива, но не так изящна, как та, которую он полюбил.
– Доченька, я там запеканку сделала. Твою любимую. Творожную. С яблоками, – пробормотала Валерия Владимировна, приоткрыв дверь в комнату. – Пойдем, чаю выпьем. Потрещим о чем-то, как в старые добрые.
– Да, мамуль. Сейчас, – кивнула Есения, осматривая старые апартаменты с кучей коробок на полу. Она их перевезла только сегодня утром и даже не притрагивалась к распаковке. Одежда, обувь, книги, посуда и прочая мелочь – все находилось в коробках. Все было разложено аккуратно, а коробки подписаны.
Услышав утвердительный ответ, женщина вышла из комнаты, оставляя дочь. Есения посидела еще несколько секунд, после поднялась и подошла к самой большой коробке с надписью «одежда верхняя». Вздохнув, она отрезала скотч, раскрыла коробку и достала из нее вязаный кардиган и бежевое пальто, купленное прошлой весной. Слегка улыбнувшись, Есения подошла к стене у двери, где висело около десяти крючков. Повесила на них одежду, давая себе тем самым понять, что из этой комнаты она теперь так просто не уйдет. Вплоть до тех пор, пока не сможет накопить денег и снять отдельное жилье. Снова вернуть свою жизнь в прежнее русло.
Ближе к вечеру того же дня в их дверь позвонили. Открыла Валерия Владимировна. Женщина поправила короткие темные волосы, нанесла на губы немного красной помады. После встретила курьера, державшего в руках шикарный букет белоснежных фрезий. Расписавшись, где требовали, Валерия Владимировна притянула букет ближе к себе, прикрыла глаза и вдохнула легкий цветочный аромат.
– Доченька! – крикнула она, ступая по ковру в комнате Есении. – Тебе подарок.
– Что там? – спросила Есения, не выходя из своей комнаты. Переодевшись в домашнюю одежду, она уже вовсю распаковывала вещи, сортировала их, разбирала по шкафам и полкам, что-то выносила в кухню или гостиную.
– Ты только посмотри, какая красота, – с улыбкой протянула Валерия Владимировна, отдавая дочери букет. – Сразу видно, что молодой человек знает, какие цветы твои любимые.
Увидев цветы, Есения лишь слегка улыбнулась. Она догадывалась, от кого эти цветы, но не знала, права ли. Это заставляло ее нервничать. Единственное, в чем она была уверена, – это не Ваня. Ее поклонник сам во всем признался. «Это не он осыпает тебя цветами, моя девочка», – было написано на одной из записок. Больше Есения не получала никаких записок, только цветы.
Есения поставила букет в воду, перед этим подрезав концы стеблей. Вазу с ними перенесла на деревянную тумбочку у кровати. Теперь в комнате было намного уютнее, чем утром. На полках стояли ее книги и безделушки. Несколько фото в рамках – вот Есения только родилась и лежит на руках у отца; вот восьмилетняя Есения на своем первом занятии в школе танцев в ярком красном костюме; вот она с мамой на вручении аттестата в школе; вот она с одноклассниками на море после выпускного; здесь Есения вместе с Дашей Флеер, лучшей подругой, с которой дружила со времен детской танцевальной школы, а сейчас они вдвоем танцевали в Рapillon.
Танцевали.
В шкафах и на вешалке висела ее одежда, а на прикроватной тумбочке были цветы от ее тайного поклонника. Здесь все принадлежало Есении, но она, казалось, не была рада этому.
Пятая глава
– Где я? – спросила Есения, натягивая на себя одеяло. Она чувствовала себя беспомощной, смотрела то на парня, то осматривала комнату, пытаясь найти что-то знакомое взгляду, ухватиться за что-то. – Кто ты?
– Ты… ты не узнаешь меня? – Он читал, что человек может потерять память после подобной аварии. Даже слова врача не были способны полностью убедить во всем Эрика. Не верил в то, что подобное могло произойти и с Есенией. Точнее, не могло так повезти самому Эрику. Неужели судьба услышала его и сжалилась? Позволила ему быть рядом с той, которую он так сильно любил?
– Кто ты? – повторила Есения немного увереннее, но голос все же предательски дрожал. Не знала, кто она и где находилась, кто сидел перед ней и смотрел так, будто сама Есения что-то значила для него. – Где я нахожусь?
– Эй, это же я… – неуверенно ответил Эрик, внимательно наблюдая за ее реакцией на свои слова. Но ничего не менялось – она так же с непониманием смотрела на него, с незнанием того, что творится. – А свое имя ты