миновали совсем недавно.
Если не поторопиться, их сметут.
Старкальда пробрал озноб. Одно дело встречать порченых на стенах крепости, а другое — в чистом поле, тем более, когда те сорвались на Гон. Он с надеждой бросил взгляд на изгиб реки.
— Дай-ка свой молоточек.
Лерч отстегнул от седла и вложил в его руку тяжелую булаву.
— Поезжайте, я догоню.
Как только последний конный перебрался на другой берег, сорнец могучими ударами сбил несколько бревен, и один пролет моста полетел в воду, которую порченые жуть как не любили — даже самая неистовая тварь не прыгнет на двадцать шагов. По крайней мере, с одной стороны они теперь защищены.
Конь у Старкальда был резвый, и он быстро настиг отряд.
— Беда! Не доедем! Много их пошло! — жалостливо мямлил Мышь, то и дело оборачиваясь. Прозвище как нельзя лучше говорило о нем. Седой и сухопарый, он прошел через много передряг, но не утратил склонности к нытью.
— Уймись! Я помирать тут не собираюсь! — рявкнул Толстый Никс, стегая по бокам свою серую в яблоках кобылу.
Отголоски скитальцева зова еще ворчали у подножий одинокой скалы, которую местные называли Вечнодуем, но постепенно уступали конскому топоту.
Они поднялись на холм и выехали на открытую равнину. Старкальд придержал коня и осмотрелся. От глаз его не укрылись зловещие тени на той стороне реки, что стекались к мосту, будто муравьи на медовые соты. Норы и пещеры, овраги и теснины — они лезли отовсюду. То были порченые — горбатая нелюдь со впалыми брюхами и выпирающими ребрами, что передвигалась на четвереньках, низко пригнувшись к земле.
Лошади почувствовали близость скверны и стали нервничать, брыкаться, дергать то в одну, то в другую сторону.
Ринн и Тансель скакавшие в числе первых, обнажили мечи. За их спинами Старкальд разглядел несколько тварей, преградивших дорогу. Он выскочил третьим в ряд и тоже потянулся к клинку.
— Рази того, кто мешает! Не отставай! — отрывисто выкрикивал он команды, высматривая себе первую цель в гуще теней.
В сумерках виднелись только горящие огнем зрачки.
Замах. Тварь в последний момент скользнула по другую сторону от коня, и зубы ее клацнули у притороченного к седлу щита. Пронесло. Если ранят животное, им обоим конец.
Поднялась кутерьма, и новый враг напрыгнул сам. Старкальд полоснул его по шее и быстро оглянулся, убедиться, все ли в порядке с остальными.
— Пожалуйте сюда, отребье! Встречу всех! — оскалившись, рычал задиристый Тарм.
— Того! Теперь справа! Обернись! — доносились с разных сторон выкрики прикрывающих друг друга собратьев.
Порченые встречали их глухим молчанием. Даже когда железо пронзало их плоть, они лишь слабо ухали и падали наземь без стонов и криков, оттого воин не всегда понимал, стал ли удар смертельным. По жилам их текла кровь, и разум еще теплился, но ничего человеческого в нем не осталось, а из всех чувств они знали только голод.
Кони сшибали погань не хуже мечей. Дюжина тварей не задержала их и легла в пыль. Другие отстали, и дорога впереди вроде бы опустела. Но вдруг воздух прорезал крик.
— Сатти!
Одна из лошадей без седока рванула вбок по вересковому полю.
— Вон он! — указал Рафф влево.
Несчастного Сатти тащило в овраг затерявшееся в темноте обрыдище, огромное, походившее на медведя.
— Рафф и Лерч со мной, остальные — дальше! — крикнул Старкальд и бросился на помощь.
У крутого склона они спешились. Лерчу он наказал защищать животных. Тот скрипнул зубами и надулся, но промолчал. А вот Тарм не послушался приказа и остался с ними. Поучать его дисциплине было некогда.
Овраг уводил к непроходимым зарослям дикой вишни, меж переплетающимися ветвями которой горело с десяток пар золотистых глаз. Здоровенный порченый уже почти дотащил Сатти до своих, когда Старкальд и Рафф до него добрались.
Рафф с размаху вонзил топор тому в спину, но верзила отмахнулся и сшиб сварта с ног — оружие так и осталось торчать из лопатки. Старкальд напал с другого бока: перебил подколенные сухожилия, а когда тот зашатался и стал падать, выпустил ему кишки. Тут же подоспел Тарм и двумя руками вогнал кинжал порченому в глаз, после чего тот потерял прыть и обмяк.
— Ты как?! — кликнул Старкальд Сатти.
Кряжистый дружинник с трудом поднимался, держась за голову.
— Ранен?
— Не знаю! Колючий иней не разберет. Кровь идет, но вроде не моя, — заворчал он.
— Пошли, пошли отсюда скорее, пока…
— Поздно, тут они уже, — кивнул Тарм.
Множество черных сгустков отделилось от зарослей и окружало их.
Рафф выругался, выдергивая топор из поверженного увальня. Сатти вынул из ножен короткий меч и гневно потрясал клинком.
— Я им, сучьим детям, покажу, как меня хватать.
Со стороны дороги донесся голос Лерча, звавшего на подмогу, но так просто им уйти не дали. Сбившись спина к спине и пятясь к холму, они старались держать в поле зрения всех, но в темноте это было мудрено, а из зарослей, ломая ветки, то и дело прибывали новые враги, будто рождаемые самим мраком.
И откуда их столько?!
Старкальд размашистыми горизонтальными взмахами держал тварей на расстоянии, однако страх был присущ им лишь в малой степени, и не щадя себя, сквернецы бросались на смерть.
Вот сорнец задел ближайшего, ткнул острием в лицо того, кто напрыгнул следом, но одна из теней ухитрилась проскочить под лезвием и вцепилась ему в ногу — толстый кожаный доспех выдержал. Рыча, он пихнул ее локтем и добавил навершием. Раздался хруст, череп чудища треснул. Одновременно порченого достал клинок держащегося рядом Сатти. Еще один бросился сбоку, но Старкальд успел принять его на щит, а после рубануть по горлу.
Лентой брызнула кровь и попала прямо ему в глаза. Наспех он вытерся и вновь изготовился к обороне, едва успевая следить за перемещениями врага.
С толстяка Сатти градом лился потом. Он отдувался, сопровождая каждый взмах отборным ругательством. Рафф сражался молча, но вдохи его становились все чаще и тяжелее. Он оступился, пропустил одного, припавшего к земле, но тут подскочил Лерч и размазал тому голову в кашу своей булавой. Тарм дрался отчаяннее прочих и норовил поразить больше врагов, чем все остальные вместе взятые. Меч его так и мелькал в опускавшейся ночи.
Налетев на ощетинившийся железом кулак и понеся серьезные потери, порченые умерили пыл и нападали уже не так яростно. Некоторые, поджав головы, разворачивались и утекали обратно во тьму, лишившись надежды
