вперед, словно буря! Навстречу мне сверкают глаза, кулаки поднимаются для военной потехи — и удар против удара, грудь против груди, схватка юных, гордых сил... га-га-га-га! Но что это? Куда девались кони и всадники? Где мой меч? Ведь мы воюем даже не с людьми. Против нас направлены машины. Мы воюем с машинами. И машина торжествует, пробивая наше тело. И машина пьет кровь нашего сердца, поглощает целые ведра ее. Уже позади нас лежат скошенными рядами раненые и извиваются на своих ранах, а между тем сзади надвигаются еще сотни молодых, здоровых жизней — убойное мясо для машин...
«Вставай! марш! марш!!»
Вперед мчится молодой, отважный лейтенант... он машет в пламенном увлечении шпагой над головой... живописная фигура... я бегу за ним... слышу его «ура!»... Вдруг эта прекрасная фигура пошатнулась... сабля летит в сторону... лейтенант спотыкается и падает лицом вниз на короткое, твердое жниво... я проскакиваю мимо него... я уже ничего не слышу кроме жуткого жужжанья в лесу... я форменным образом чувствую, как свинец щелкает в наших рядах, как он справа и слева падает на землю... Ложись! Пали!.. я бросаюсь на землю и протягиваю вперед ружье... Отчего же не слышно команды? Молчит лейтенант, молчит унтер-офицер... следующий человек только в двадцати шагах от меня, не ближе... и вот еще один... нас всего трое...
Первая колонна лежит убитой на жниве... Что будет теперь? Позади нас земля оживает... стук, тяжелое дыхание и крики... и снова глухо трещит лес... вот они уже лежат рядом и тяжело дышат... ни слова... ружья впереди... и выстрел за выстрелом... это шестой и седьмой полк... они заполнили образовавшиеся среди нас пустые места.
— «Вставай! Марш! Марш!»
Вперед мчится голова, вперед корпус в царство смерти, с жадно пригвожденными к земле взорами, высматривающими, когда упадет ближайший ряд слепых кротов. И когда раздается одно за другим взволнованное: «Ложись», — падаем и мы и лежим, словно сметенные чьей-то невидимой рукой... и вот... и вот он приближается, этот убийственный лес... «Вставай! Марш! Марш!..» Кто знает, ранен ли он, или еще нет... Это все оттуда, из-за этих кустов... оттуда трещит этот убийственный огонь... оттуда из-за белых стволов буков летит на нас свинцовый град... Там, за этой зеленой стеной, сидит смерть и отрывает у нас руки и ноги... Задавить! задавить ее, как она давит нас! разорвать, как она рвет нас!
— «Вставай! Марш! Марш!». Тело мчится вперед, словно подхваченное диким ураганом: — лес! лес!.. Последние силы напрягаются в страстной жажде добежать до леса... кажется, душа выскочила из тела, и тело несется за нею все к лесу, к лесу... бегут с разбитыми легкими, бегут с простреленной печенью... и если цела еще голова, ты вскочишь и на этот раз, и если ты упал, то поползешь на четвереньках к лесу...
Но что это?
Вдруг наступила тишина...
Замолкли машины...
Стрельба прекратилась, нет больше огненных излучин... вдруг в кустах начинается шорох... вверху ветки сильно качаются и бьются одна о другую... смотрите! они бегут среди деревьев и тащат и двигают... они хотят еще напоследок спасти от нас свои драгоценные машины.
Го! Го! — земля гудит и дрожит под нашими ногами... Громовое «ура», поднятые в воздухе ружья позади нас... это бежит на последний приступ резерв... они бегут тесными кучами — пионеры, охотники, мушкетеры... мимо меня проскакивает длинный пионер — я вижу, как во время прыжка сверкают его глаза... скорее! за ними!., вот вереск... вот насыпь... скорее в ров! и на четвереньках вверх... где они?.. где-?.. там около елового леса... сейчас они уйдут — мы летим мимо толстых, серебряных стволов, мимо пышной зелени буков, в которой смеется солнце, полные голой, красной жажды крови... мы перепрыгиваем, рискуя сломать себе шею, через кусты — и вот — они так забавно извиваются перед нашими глазами, ловко лавируя среди деревьев и кустов... они так крепко слились с машиной, словно приросли к железу... га, га. На поляне ждут уже лошади. «Отпустите! Бегите, что есть мочи! Собаки, пустите!» Но они не покидают машину... ведь уже слышен топот лошадей за деревьями... повозка уже готова, сейчас они бросят орудие на повозку... и тогда прощай!.. я не могу больше — кругом меня танцуют деревья... я спотыкаюсь о пень... рубите их, рубите! Наши подоспели и колотят, как попало, по головам и колют согнутые спины и оголенные затылки, так что враги с писком разлетаются... я вскакиваю... совсем юный паренек лежит и цепляется за свое орудие... с проклятием кидается на него один из наших — это гольштинец — с непокрытой головой, с искаженным от злобы лицом... мальчик протягивает к нему простреленную руку... его нижняя челюсть дрожит, но губы молчат... Вот железо прорезает уже его грудь... сперва он хватается за штык правой, потом разбитой левой рукой; он словно желает вырвать его, умирая, из сердца, так крепко он держится за клинок... один удар, толчок!.. вслед за штыком вылетает горячая струя крови... и сердце, и дыхание замирают на увядших листьях...
Кругом на коричневой земле в лесу лежат только все убитые... но еще живут машины. И против машин возмущается наша кровь, встает наше тело... Долой орудия!.. С высоко поднятыми топорами бросаются люди на машины и рубят стволы. Кричат, словно раненые, реторты, в которых смерть кипятила свое питье... лопается обшивка... вытекает холодильная вода... и от лафета летят в воздухе осколки... погнутые куски металла, спицы от колес, патроны покрывают всю землю вокруг, но мы продолжаем бить и топтать все, что валяется у наших ног, пока холодный металл не охлаждает нашу разгоряченную кровь.
Пусть же раздается восторженный, громовой крик победы! Пусть играют флейты и гремит барабанный бой! Вот она, смерть на широком поле брани! Вот она, радость воина, вот она, военная потеха: бросаться грудью вперед на голое железо, разбивать, ликуя, мягкий, обнаженный мозг о сплошную стену стали! Только насекомых уничтожают такими массами, так хладнокровно, с таким знанием дела. В этой войне мы — насекомые, и больше ничего.
И мы с недовольством и смущением глядим на разбитые машины. А сталь и железо, лежащие на земле, смотрят на нас, полные коварства.
Болото
Все время до полудня до нас издалека доносилась стрельба — гром пушек и ружейный огонь. Наш полк переходил с одного места на другое. Все ближе и ближе пододвигалось сражение. С минуты на минуту мы ожидали, что нам придется идти в огонь, но потом мы
