настоящих ведьм. Есть способности — вот и все.
Алёна вилкой ковыряется в тарелке с макаронами, аппетит почему-то испаряется прямо на глазах.
— А потом всех отправили к психологине…
— Вы что-то натворили?
— Нет, но…
— В мое время мы часто выкидывали что-то эдакое. То путали парням травы, то заколдованных жаб преподавателям подкладывали. О, был еще случай с крысой!..
— Ничего такого! — она повышает голос от невыразимого чувства стыда, что тетя просто даже мысль такую о ней допускает, а потом вдруг тушуется. — Извини. Дело совсем не в этом.
Между ними повисает пауза, Алёна запихивает в рот несколько макаронин, продолжает вилкой водить по тарелке, а внимание тети и кошки полностью обращено к ней. Марта не торопит, отставляет в сторону свою чашку — краем глаза Алёна замечает, что она пустая; надо же, она и не помнит, чтобы та пила — и улыбается.
— А в чем, золотце?
Алёна поднимает на нее взгляд, смотрит на улыбающееся лицо напротив, и ощущение стыда и дискомфорта проходит само собой. Все соседи и знакомые всегда говорили, что у тети особая, располагающая к себе аура. Знали бы они еще, что в опасных руках может сделать такая аура.
Хорошо, что руки Марты не такие.
Она выдыхает, кладет вилку и руки складывает перед собой на столе.
— Кто-то подрался несколько дней назад.
— Ну и что же тут такого! — Марта всплескивает руками, а потом треплет кошку по голове и по ушам. — Подрались и подрались, ничего страшного не случилось. Мальчишки всегда дерутся, особенно молодые.
— Не совсем мальчишки…
— А кто? — спрашивает Марта, будто бы больше внимания уделяя кошке, чем разговору. — Девочки не поделили симпатичного преподавателя?
— Скорее одна девочка с последнего курса избила своего одногруппника.
Тетя вдруг гладить кошку перестает, а улыбка и беззаботность с лица уходит.
— Плохо, — отзывается она коротко.
И добавляет:
— Очень плохо.
Алёна снова тяжело вздыхает и принимается за еду. Черная кошка перепрыгивает со стула тете на коленки, но та совершенно этого не замечает. Марта обеспокоенность на лице совершенно никак не скрывает, но так даже лучше. Они никогда друг другу не врали, сложившиеся доверительные отношения в семье важны, этому ее всегда учила мама, это же потом повторяла сама Марта.
— Не нравится мне это, — наконец произносит тетя.
— Не понимаю, почему все так переполошились, — честно признается Алёна. — Какая разница? Если бы подрались два парня или две девчонки, то никто бы даже не обратил внимания. Выговор бы сделали, но не отправляли всех тестироваться на агрессию. Мы же и так проходили эти тесты, когда поступали.
Кошка топчется на коленях, мнет юбку, пытается привлечь к себе внимание, но все бесполезно. Тетя только смотрит на Алёну, полностью игнорируя животное.
— В школе всегда очень остро стоял вопрос полов. Я просто прошу тебя держаться подальше от гущи событий, ладно?
— Я даже не знаю этих ребят, Марта. При всем желании я никак не могу держаться рядом с ними.
— И все же, — явно настаивает тетя.
Алёна кивает.
Говорит:
— Хорошо.
Добавляет:
— Ладно. Но я все равно не понимаю, как обычная драка, причем не особо серьезная даже, может на что-то повлиять. А зачем идти к психологу всем, даже тем, кто не знаком с ними, я тем более не понимаю.
Марта будто уходит в своим мысли, прикрывает глаза, и Алёне на мгновение кажется, что она сейчас уйдет в транс и будет общаться с духами, а не с ней. Признаться, иногда у тети и правда такое случается, но она всегда потом извиняется за это, потому что посоветоваться с ними можно и потом, не обязательно прямо в процессе разговора. Но потом Марта открывает глаза, снова мягко улыбается и больше не выглядит такой обеспокоенной.
— Как все прошло у психолога?
Алёна пожимает плечами, доедает остатки котлеты, жует как будто специально долго. Им обеим понятно, что она тянет время, но тетя никак не подгоняет и не упрекает ее в этом. Время для воспитания уже прошло. Тем более Марта просто уверена, что на девятнадцатилетнюю Алёну радикальные методы уже не подействуют, всем этим вообще стоило заниматься до восемнадцати, а лучше вообще до пятнадцати — еще до того, как она поступила на первый курс школы и начала разбираться в своих способностях.
Просто у них обеих есть свои особенности характера. И эта привычка оттягивать время, когда некомфортно или не хочется что-то говорить, — это особенность ее племянницы. Что же тут теперь поделать? Только принять и дать ей возможность высказаться, когда она будет готова.
Алёна жевать заканчивает, делает несколько глотков из своей чашки, жидкость в которой уже не горячая, а чуть теплая.
— Могло быть и хуже. Ты знаешь, мне не нравятся в принципе походы к психологу.
— Мне казалось, что Мария Андреевна неплохая.
— Да, а еще она не ведьма, но почему-то все в школе об этом молчат.
Звучит чуть резче, чем стоило бы. Тетя улыбается снисходительно, а в глазах что-то такое теплое-теплое, несмотря на их холодный цвет.
— Дискриминация — это плохо.
— Знаю, — бурчит себе под нос Алёна. — Но это факт, о нем нельзя забывать.
— Мария Андреевна — хорошая специалистка. И я спрашивала, как прошла ваша встреча, а не про ее происхождение, — мягко поправляет тетя. В такие моменты становится стыдно. В такие моменты Алёну будто по носу щелкают за попытку перевести тему, хотя она это делает неосознанно.
— Можно мне кошку? — спрашивает она и протягивает руки. Тетя поднимает кошку с колен и отдает ее без каких-либо заминок или вопросов. — Спасибо.
Алёна кошку ставит на свои коленки, та жмурится, пытается улечься, а Алёне так по-детски наивно хочется прижать ее к себе, пойти вместе с ней в свою комнату, закрыться там и ни о чем не думать до следующего утра.
Марта говорит:
— Если ты не хочешь об этом, то я понимаю.
— Нет, — обрывает ее Алёна, голову поднимает, продолжая все так же гладить кошку. — Просто я вечно нервничаю у психологов. Мне кажется, что…
И замолкает, губы поджав.
— Что они лезут к тебе в голову? — продолжает за нее тетя. Алёна кивает одобрительно. — Золотце, они же не могут подчинить тебе свою волю. Это даже не ведьминское вмешательство. Ситуация
