трещин, ни зазубрин, ничего, что могло бы стать преимуществом.
Зал испытаний встретил меня знакомым, но изменившимся запахом – дорогой ладан смешивался с потом и чем-то металлическим. Тосэй восседал на своем помосте, его желтые глаза скользили по мне, как по товару на рынке. Когтистые пальцы нетерпеливо барабанили по богато украшенной трости.
– Наконец-то, – прошипел он, прищурив желтые глаза. – Думал, попытаешься сбежать в последний момент.
Слуги засмеялись. Я сделал вид, что не слышу.
Браслет лежал на черной бархатной подушке, три кольца блестели, как только что отполированные.
Мой старый друг. Мой палач.
– Надевай, – Тосэй махнул рукой.
Когда я прикоснулся к браслету, металл внезапно оказался теплым – будто живым.
Металл сжал запястье. Три иглы впились в запястье – словно три острых укуса. Снова.
Три года я боялся этого момента, боялся панически. Сегодня – нет.
Дзюн вообще не учил меня ничему, что связано с реацу. Или не хотел. Или не мог. Так, хиленькие медитации, не более того. Но один совет он всё же мне дал:
Я закрыл глаза и…
Вытолкнул.
Вытолкнул из себя всю свою реацу одним импульсом – не как благородные шинигами, аккумулирующие энергию, а как загнанный зверь, отчаянно бросающийся на охотника.
Браслет сначала замигал синим – как далекие молнии над Руконгаем, затем покраснел до цвета свежей крови и… внезапно почернел, поглотив весь свет вокруг.
Тишина в зале стала абсолютной. Даже Тосэй перестал барабанить пальцами. "Прошел, – наконец пробормотал старый слуга. – Но едва". Его голос дрожал – впервые за пять лет я слышал в нем неуверенность.
В этот момент, я могу поклясться, что увидел как Тосэй скривился.
Когда в зал вошел Кэнта, воздух стал густым, как перед грозой.
Ему было уже под двадцать – на две головы выше, в три раза тяжелее. Его новая катана блестела новым лезвием – явно подарок за верную службу.
– Поединок до смерти, – объявил Тосэй. – Третья проверка требует… чистоты.
Мне вручили катану. Настоящую.
Бля. Бля. Бля.
Меч в моих руках оказался тяжелее, чем я ожидал. Клинок дрожал, выдавая мой страх.
Кэнта сразу пошел в атаку – без разминки, без церемоний.
Первый удар я парировал чисто рефлекторно – металл звенел, вибрация проходила по всему телу.
Второй удар заставил отступить – я почувствовал, как ветер от лезвия режет щеку.
Дзюн шепчет в памяти: "Солнце. Используй солнце."
Я сделал шаг вправо – ровно так, чтобы утренний свет из высокого окна ударил Кэнте прямо в глаза. Он моргнул – всего на мгновение, но этого хватило. Мой удар пришелся не по мечу, а по пальцам – жестокий, грязный прием, который Дзюн когда-то вбил в меня костылем.
Кэнта взревел от боли, но не выпустил оружие.
"Хромай."
После следующего удара я начал волочить ногу, преувеличенно тяжело дыша.
Кэнта клюнул.
Рванул в мою "слабую" сторону.
"Песок."
Три года тренировок. Три года собирания пыли под ногти перед сном.
"Споткнувшись", я вскинул руку – прямо к лицу Кэнты.
Песок попал ему в глаза.
– Сучонок! – зарычал Кэнта, на миг теряя равновесие.
Целю в колено. Едва попал. Недостаточно глубоко. Кэнта схватил меня за край кимоно.
Мы рухнули на пол. Он сверху. Я – под ним, чувствуя его перегарное дыхание
Его пальцы впились мне в горло, перекрывая дыхание. В глазах потемнело, я начал сипеть.
Внезапно, в глубине сознания снова слышится голос Дзюна:
"Шея. Правая сторона. Ищи пульс".
Моя свободная рука в грубых складках кимоно нащупала…
Монету.
Ту самую – с дырой посередине.
Резкий удар. Воткнул. Протянул вдоль вены.
Монета вошла в шею Кэнты как в мягкое масло.
Теплая кровь хлынула мне в лицо, ее соленый вкус заполнил рот.
Кэнта захрипел и обмяк, его пальцы начали разжиматься.
Я попытался подняться, все еще сжимая окровавленную монету, чувствуя, как ее металл жжет ладонь.
– Победитель, – пробормотал кто-то.
Тишину нарушил только скрип кресла Тосэя, когда он резко сорвался со своего места.
Его реацу обрушилась на меня, как волна, прижимая вниз:
– Третье испытание. Взгляни мне в глаза, – прошипел он.
Я рухнул на колени. Через мгновение реацу Тосэя впечатала меня вниз ничком.
Пол давил на лицо, выжимая из меня последние силы. Деревянные доски, пропитанные потом и кровью поколений испытуемых, впивались в щеку, оставляя на коже узор из мелких царапин. Каждый вдох приносил с собой запах старой пыли, смешанный с железным привкусом моей собственной крови, выступившей на губах от сжатых зубов. Давление реацу Тосэя было таким мощным, что казалось – вот-вот треснут ребра, не выдержав тяжести невидимого пресса.
Глаза застилала пелена, но я все еще видел, как по полу перед моим лицом медленно растекается темная лужица – кровь Кэнты, все еще теплая, все еще пульсирующая последними каплями жизни.
Не могу подняться. Не могу…
– Встать, – шептала какая-то часть моего сознания. – Хоть на колени. Хоть на четвереньки. Но тело не слушалось, преданное собственными мышцами, дрожавшими от перенапряжения. Даже веки наливались свинцом, неумолимо опускаясь.
И тогда, в этой кромешной тьме отчаяния, я услышал его голос – не призрачный отголосок памяти, а ясный, будто Дзюн стоял прямо за спиной, склонившись ко мне с своим вечно-злым шепотом:
"Щенок. Падение – это тоже движение. Когда не можешь встать – перекатывайся."
Воздух с хрустом вырвался из легких, когда я попытался пошевелить рукой. Пальцы скользнули по кровавому полу, не находя опоры. Но Дзюн не зря три года пинал меня своим костылем – тело, измученное тренировками, помнило то, что уже забыл мозг.
Я втянул голову в плечи, как черепаха, поджал колено и – толкнулся.
Не вверх. Не против давящей силы.
Вбок.
По диагонали.
Используя саму тяжесть реацу Тосэя как точку опоры.
Мир перевернулся в вихре боли. Плечо ударилось о пол, затем спина, и внезапно я уже лежал на спине, глядя в почерневшие от времени балки потолка, откуда сыпалась пыль от нашего недавнего боя.
И тогда я увидел его.
Его глаза – не просто желтые.
Вертикальные зрачки.
Как у ящерицы.
На мгновение – всего на мгновение – в них мелькнуло что-то, кроме привычного презрения.
– Хм.
Его губы, похожие на старые серые шрамы, искривились в чем-то, что должно было быть улыбкой.
– Из всех ничтожеств…
Трость с грохотом ударила о помост.
– … от тебя, возможно, будет толк.
Тьма накрыла меня, как старый друг.
Вопрос читателям: «Что означают вертикальные зрачки Тосэя?»
Глава 11. "Накануне Академии"
Боль пришла раньше сознания.
Я открыл глаза, и мир вспыхнул белым – не ярким,
