он втопчет меня в грязь, если узнает о том, что я чувствую. А если я представляла, как мы встречаемся, то всегда отношения в мечтах не были долгими, а в расставаниях была виновата я.
Я не верила в себя и в школе. Я всегда учила теоремы, определения и чаще всего знала, как решать ту или иную сложную задачу, которую никто не мог решить. Но я всегда боялась ошибиться, поэтому чаще всего не поднимала руку. Я слабо тянула ее в надежде, что меня заметят или не заметят. У меня всегда не было определенного желания. Мои соседи по парте говорили мне, чтобы я выше поднимала руку. Когда я была уверена, что у меня все получится, я даже просила, чтобы спросили меня. А когда я была не уверена, но знала все от А до Я, и меня вызывали к доске, у меня начинали жутко потеть руки, и я начинала заикаться, хотя все прекрасно знала. Мне ставили хорошую оценку, но для меня это был позор, потому что я опять ответила, как невероятно застенчивая девочка. Я выходила к доске за все девять месяцев учебного года раз пять. По всем предметам вместе взятым.
Как приятно осознавать, что ты не тот неудачник и бездарь, которым себя считал. Может, чуть-чуть лучше. А может, намного лучше.
4 глава «Начало начал»
Еще в течение месяца проходили различные кастинги и просто наборы в массовку. Еще через пару недель съемочная группа собралась для начала процесса. Я с нетерпением ждала этого, чтобы снова увидеть Томаса и Карину. Чтобы найти в них своих друзей. Перестать быть одной. Я изрядно устала спать и просыпаться одной. Не видеть новых сообщений каждый раз, что заходила в соц. сети, устала справлять праздники в одиночестве, разговаривая с родственниками по телефону.
Была середина февраля. Уже начал таять снег. Везде была грязь и сырость, свойственная, как весне, так и осени. Мы с руководительской группой решили отснять некоторые сюжеты здесь, в Ливерпуле и около него, пока не появилась зелень. Каждый день был ценен.
Первый день съемок. Я не могла в это поверить. Вокруг шикарное оборудование, знаменитые люди киноиндустрии, в числе которых теперь и я, и все-все, что обычно бывает на всех съемках. Стулья с надписями, кому они принадлежат. Фургоны для того, что делать там грим, переодеваться и скрыться от погоды. Огромные лампы, рассеиватели, отражатели, громкоговорители, кинокамеры, краны, рубка режиссера с плейбеком, обмотанные проводами звукооператоры. Операторы выставляют камеру по статистам, фокуспуллеры вымеряют расстояние. В фургонах гримеры готовят к съёмкам актеров. На площадке идут последние приготовления сцены. Романтика, о которой я мечтала так много лет.
Полная энтузиазма, я осматривала начало плодов своих трудов. Я вся светилась от счастья. Исполнилась одна мечта из моих самых больших и несбыточных желаний. Конечно, я надеялась, что фильм получится не хуже книги и принесет достаточно денег и известности, каждому стоящему здесь человеку. Однако на тот момент для счастья мне было достаточно и того, что съемочный процесс начался.
Неожиданно я столкнулась с кем-то, кто тоже был заворожен чем-то. Это был парень, чье мускулистое плечо я почувствовала даже через куртку. От него повеяло чем-то приятным, какими-то пряностями, но я не разбиралась в запахах трав так же, как и сейчас, ведь я не гурман, чтобы разбираться. Но все же определить, что запах приятный, я могла.
Я подняла голову, попутно извиняясь. Это был Томас. Он светил своей чистой, светлой улыбкой, что заворожила меня еще в нашу первую встречу.
– Привет, – и снова его мягкий голос, растворяющий меня в мечтах, но на сей раз впервые обращенный ко мне. – Как ты?
– Привет. Я? Ну… – я не знала, что ответить, не могла связать даже пару слов.
Я столько лет боролась с этой слабостью – застенчивостью – и победила, но спустя семь лет влюбленности я потеряла это способность. Я прочистила горло, оправдывая тем самым свои запинки.
– Я приболела чуть-чуть. А так я безумно счастлива, просто потому что я здесь и участвую во всем этом. Пару месяцев назад я об этом и подумать не могла.
Неожиданно Томаса позвали, и я снова осталась одна, оглядывая результаты своих трудов. Однако осталась от этого столкновения теплая полоса в душе.
В конце дня мы все отправились в отель, находившийся в пятнадцати минутах ходьбы от места съемок. Мы большой гурьбой шли по заснеженным улицам, погруженным во мрак приближающейся ночи. Сценаристы разговаривали между собой, обсуждая какую-то важную деталь сценария. Режиссеры и продюсеры активно рассуждали о чем-то с композитором, который появлялся на съемочной площадке лишь на секунды раза три. Костюмеры общались с гримерами, бурно разглагольствуя на тему потасканных одежд, поцарапанных лиц.
Я снова шла одна, наблюдая, как грустно падает снег. Совсем как в те годы, когда кроме самой себя у меня в друзьях не было. И вот это время вернулось.
Вдруг кто-то коснулся моего плеча. Я вздрогнула от неожиданности. Большая ладонь Томаса и его длинные озябшие пальцы держали меня за плечо. Он широко улыбался от удачности своей пакости. Но для меня это была радость, и все равно, что немного было неожиданно. Рядом появилась Карина, ее щеки и нос приобрели красноватый оттенок. Я посмотрела на Томаса. Он укутался в шерстяной шарф так, что ниже носа все было спрятано в одежду. Карина была так же сильно закутана. Ну, а я шла с «голой шеей», как сказала бы мама, будь она там, и без шапки, высунув руки из карманов, потому что они там потели. Но такая разница вполне ожидаема, ведь я жила в месте, где летом – нещадная жара, от которой нет сил, чтобы дышать, а зимой – жгущий холод, где за ночь может выпасть годовая норма снега Лондона.
– Как тебе не холодно? – спросила Карина, но я еле ее расслышала из-за шарфа. – На улице же дубак!
– Просто, каким бы ни был южным Южный Урал, это Урал. Поживите там лет так пять, и ко всем природным условиям будете готовы, – я вспомнила все те природные ненастья, что настигали меня саму.
Хорошее было время. Опасное, но это не
