Сердце колотилось, но не только от страха – в нём загорался тот самый огонёк упрямства, который всегда заставлял его идти дальше, даже когда ноги подкашивались.
– Обход? – переспросил он, прищурившись. – Это лишний день, Валер. А мы и так еле тащимся. Если этот паук существует, то лучше встретить его здесь, чем дать ему время выследить нас ночью.
Валера хмыкнул, бросив на брата косой взгляд. Лёва был младше всего на пару лет, но порой его безрассудство заставляло Валеру чувствовать себя старше на целую вечность. Однако он не мог не признать Лёва прав – возвращаться назад или искать другой путь означало потерять время, которого у них и так не было. Артефакт в сумке словно подталкивал их вперёд, и Валера ощущал это почти физически – лёгкое покалывание в пальцах, будто вещь шептала: «Иди».
– Ладно, – буркнул он. – Но шагай осторожно. И держи Евдокима покрепче, а то он у нас герой ещё тот.
Евдоким, сидевший на плече у Лёвы, важно крякнул, будто соглашаясь. Его крылья слегка подрагивали от ветра, а чёрные глазки-бусинки внимательно следили за мостом. Гусь был не простым – это путники поняли давно, ещё когда он выбрал их в спутники, вместо того чтобы остаться в деревне с обычными птицами. Иногда казалось, что Евдоким понимает больше, чем показывает, и его храбрость порой граничила с безумием.
Лёва похлопал гуся по спине и первым шагнул на мост. Доски скрипнули под его весом, верёвки натянулись, и вся конструкция качнулась, заставив его ухватиться за перила. Сердце ушло в пятки, но он стиснул зубы и сделал ещё шаг. Валера последовал за ним, двигаясь медленно, проверяя каждую доску. Евдоким, вместо того чтобы сидеть спокойно, вдруг расправил крылья и перелетел на перила, гордо шагая впереди, словно возглавлял процессию.
– Эй, ты куда?! – прошипел Лёва, протягивая руку, чтобы поймать гуся. – Сядь, дурень, свалишься ещё!
Но Евдоким, как всегда, имел своё мнение. Он бодро переваливался с лапы на лапу, изредка крякая, будто подбадривая спутников. Мост качался всё сильнее – ветер дул порывами, а где-то внизу, в глубине ущелья, послышался странный звук: низкий, вибрирующий гул, от которого по спине побежали мурашки.
Валера замер, прислушиваясь.
– Слышал? – тихо спросил он, глядя на брата.
Лёва кивнул, сжимая посох. – Это может быть просто эхо… или что-то хуже.
Они ускорили шаг, стараясь не смотреть вниз. Мост скрипел и раскачивался, но держался. Уже виднелся противоположный край ущелья – скалистый уступ, за которым начиналась тропа, уводящая в редкий лес. Ещё немного, и они будут в безопасности. Но тут Евдоким, решивший, видимо, что пора покрасоваться, взмахнул крыльями и попытался взлететь. Ветер подхватил его, и вместо того чтобы приземлиться дальше по мосту, гусь пошатнулся и сорвался вниз.
– Евдоким! – крикнул Лёва, бросаясь к перилам. Мост опасно накренился, но он этого даже не заметил. Внизу, в сумраке, мелькнула белая точка – гусь отчаянно махал крыльями, но ветер и высота были сильнее. Лёва, не раздумывая, перегнулся через край, одной рукой цепляясь за верёвку, а другой пытаясь дотянуться до Евдокима.
Валера выругался, хватая брата за пояс.
– Ты что творишь, идиот?! Упадёшь сам, и его не спасёшь!
– Не отпущу его! – огрызнулся Лёва, напрягая все силы. Его пальцы дрожали, пот стекал по лбу, но он видел, как Евдоким борется, цепляясь за воздух. Наконец, в отчаянном рывке Лёва ухватил гуся за лапу и рванул вверх. Мост затрещал, верёвки натянулись до предела, но Валера вовремя подтянул обоих назад, буквально выдернув их на доски.
Лёва рухнул на колени, прижимая Евдокима к груди. Гусь тяжело дышал, но тут же крякнул, словно возмущаясь, что его так грубо схватили. Валера вытер пот со лба, глядя на брата с смесью злости и облегчения.
– Ты ненормальный, – бросил он. – Из-за гуся чуть не сгинул.
– Он не просто гусь, – отрезал Лёва, поднимаясь на ноги. Его колени дрожали, но голос был твёрд. – Он с нами с самого начала. Я его не брошу.
Валера только покачал головой, не находя слов. Они молчали, пока ветер трепал их одежду, а мост продолжал скрипеть под ногами. Гул внизу стал громче, и теперь он уже не казался просто эхом. Что-то двигалось в глубине ущелья – что-то большое, с шуршанием, напоминающим скольжение множества ног по камням.
– Надо идти, – сказал Валера, бросив взгляд вниз. – Быстро.
Лёва кивнул, крепче прижимая Евдокима к себе. Они двинулись вперёд, почти бегом, игнорируя качающийся мост и треск досок. Когда их ноги наконец коснулись твёрдой земли на другом краю ущелья, они обернулись. В темноте пропасти мелькнула тень – огромная, с длинными, изогнутыми конечностями, покрытыми блестящей чёрной шерстью. Глаза – восемь алых точек – сверкнули в сумраке, и мост дрогнул, словно по нему прошлась невидимая волна.
Путники замерли, осознавая, что легенды, похоже, были правдой. Паук-людоед существовал. И он знал, что они здесь.
Глава на этом оборвалась, оставив героев на пороге новой опасности, с бешено колотящимися сердцами и взглядом, прикованным к тьме, из которой доносился шорох его лап.
Глава 10.
Когда Валера вытащил Лёву с Евдокимом обратно на мост, доски под ними затрещали громче, чем раньше. Ветер усилился, раскачивая верёвки, а из глубины ущелья доносился тот самый шорох – быстрый, ритмичный, как стук множества ног о камень. Лёва, всё ещё тяжело дыша, прижал гуся к груди и бросил взгляд на брата. Лицо Валеры было мрачнее тучи, но в глазах горела решимость – та самая, что не раз вытаскивала их из передряг.
– Надо уходить, – выдохнул Лёва, поднимаясь на дрожащие ноги. – Оно идёт.
Валера кивнул, оглядывая мост. Противоположный край был уже близко – всего десяток шагов, но каждая доска казалась испытанием. Он шагнул вперёд, проверяя путь, и махнул брату:
– Иди за мной. И держи этого пернатого крепче, а то опять полезет геройствовать.
Лёва слабо улыбнулся, погладив Евдокима по голове. Гусь, словно обидевшись на упрёк, уткнулся клювом в его рукав, но молчал. Они двинулись дальше, осторожно переставляя ноги. Мост скрипел и качался, верёвки натягивались, а шорох внизу становился всё отчётливее. Лёва чувствовал, как пот стекает по спине, а сердце колотится где-то в горле. Он старался не думать о том, что может быть внизу – о восьми горящих глазах, о паутине, липкой и прочной, как смерть. Но воображение рисовало картины одна страшнее другой.
Валера первым
