да и не хочу знать тех людей, у которых, пожалуй, отобрала шанс на спасение. Вернее, сократила их шансы.
Фонарик, ещё одна полезная находка, зажигалка и даже две сигареты самокрутки. Ножницы и бинты. Думаю о том, сменить ли повязку на ноге или всё-таки оставить на случай, если пораню что-то ещё. Решаю повременить.
Спальник! Вот это да. Вот, почему он такой тяжелый.
Шарю рукой дальше и… не могу поверить собственным глазам. Кафоликон! Три штуки!
Из моей груди вырывается глупый нервный смех, а после в глазах застывают слёзы, когда я понимаю, что только что, вероятно, лишила ту девушку жизни… Без кафоликона – она либо умрет, либо станет пожирателем.
Заталкиваю это чувство куда подальше, понимая, что иначе бы не вышло. Тем более, возможно, ей ещё повезет. Её ошибка то, что она хранила кафоликон в рюкзаке, который слишком легко потерять.
Я съедаю целую банку консервов и осушаю свою бутылку воды, чувствуя себя значительно лучше, хоть и не наедаюсь до конца. После убираю кафоликон во внутренний карман куртки, понимая, что теперь у меня есть в запасе минимум месяц. Отлично.
Оставляю тетрадь девушки здесь, не решаясь забрать с собой и ухожу.
Глава 4
Во второй половине дня чувствую себя ужасно. У меня поднимается температура, меня знобит, хочется одновременно и раздеться, и укутаться в одежду. Глаза болят, а моя бдительность вновь ухудшается.
Думаю лишь о том, что мне стоит найти безопасное место и похоже, переждать в нем несколько дней, пока общее самочувствие не улучшится.
Главное, чтобы температура не поднялась слишком высоко, иначе меня начнут мучить галлюцинации, и я стану представлять себе всякую чушь. А это последнее, что мне сейчас нужно.
К вечеру этого же дня мне удается добраться до совсем малого городишки, где уже на входе я вижу пожирателей, поэтому замираю и меняю траекторию, понимая, что с четырьмя тварями, вероятно, не справлюсь. Не хочу проверять собственную теорию.
Трачу ещё полчаса и только тогда захожу в город, когда меня трясет уже так, что приходится прятать руки в карманы куртки.
Я захожу в первый попавшийся дом и понимаю, что он подойдет, хотя лучше было бы осмотреть ещё варианты. Даже если в этот город зайдут люди, то никто из них не станет проверять дома с краю. Что ликторы, что военные, да и самоубийцы – мыслят одинаково. Для них безопаснее там, где есть несколько путей отхода, то есть в центре. Надеюсь таким образом обмануть того, кто может попасться мне.
Я оставляю входную дверь приоткрытой, а сама прячусь в комнате, что ранее была небольшой спальней. Тут дверь закрываю, как и то, что осталось от окна. Вдобавок подставляю старый стул к ручке и проверяю на прочность.
Сейчас главное – набраться сил и пережить эту ночь. В голове вовсю стучит, все тело ломит.
Я стилю спальник на матрас и забираюсь в него, снимая только обувь. Почти тут же проваливаюсь в беспокойный сон.
***
Пот скатывается по вискам, затекая в волосы. Сквозь липкую дрему пробиваются смутные образы: искаженные лица, шепчущие голоса, длинные тени, скользящие по стенам. Сердце бешено колотится, словно пытается вырваться из груди. Я пытаюсь проснуться, но тело не слушается, словно парализовано.
Образ Лойс Рид преследует меня, когда я бегу в лабиринте, не зная, как из него выбраться.
Внезапно передо мной появляется Зейн, который заставляет остановиться.
– Отпусти! – молю его, понимая, что мама вот-вот доберется до меня и… Что? Что она тогда сделает? Не могу ответить на этот вопрос, ведь Зейн сжимает мою руку с такой силой, что каждая клеточка тела выстреливает адской болью. – Что ты делаешь, Зейн?!
Продолжаю кричать, когда в глазах ликтора вижу лишь пустоту. Нервно оглядываюсь и понимаю, что мама вот-вот схватит меня.
– Тебе не сбежать, – произносит ликтор, когда я умоляю его не делать этого. – Уже нет, Эйви.
– Пожалуйста… Зейн, пожалуйста, не надо!!!
– Ничего личного, – стоит ему сказать эти два слова, как лицо Зейна начинает меняться, превращаясь в… О’Нила. Мужчина улыбается той самой добродушной улыбкой, что я видела у него в самый первый раз.
Оборачиваюсь и замечаю в шаге Лойс Рид. Женщина тянет окровавленную руку ко мне, чтобы коснуться моего неподвижного тела. В момент, когда это происходит, то понимаю, что мои губы немеют.
Я больше ничего не могу сказать.
– Что ты… милая… всё самое страшное ещё впереди.
Её лицо тоже меняется, и вот передо мной уже не Лойс Рид, а Сицилия Дарс.
Женщина смеется, когда мои глаза бегают из стороны в сторону.
Свободной рукой она показывает мне капсулу кафоликона и то, как сжимает её в кулаке, уничтожая то, что могло бы спасти меня.
Сицилия отпускает и отходит от меня, когда я пытаюсь сделать шаг, но тело не слушается. Что-то странное происходит…
Перевожу взгляд на собственные руки и вдруг вижу, как на запястьях начинают образовываться наросты. Кости ломаются, когда я все ещё не понимаю, что происходит. Они раздваиваются, когда я вдруг чувствую весь ужас и боль от происходящего с моим телом.
Оступаюсь и падаю на землю, замечая, как часть кожи на ногах буквально начинает гнить на глазах. Запах гниющей плоти бьет в нос, смешиваясь с запахом металла.
Слезы текут по щекам, размывая и без того искаженную картину мира.
Кожа трескается, обнажая пульсирующую плоть. Мой разум, кажется, медленно покидает меня, уступая место первобытному ужасу и животному инстинкту выживания. Остается лишь боль, страх и ощущение неминуемой гибели.
Кричу.
Вдруг О’Нил и Сицилия исчезают, а на их месте появляются пожиратели, которые рычат и пытаются дотянуться до меня.
Отползаю, хотя понимаю, что скоро стану такой же…
Их пасти раскрываются, когда я даже не могу подняться, чтобы убежать.
Страх сковывает в тиски.
Каждый их рык отзывается болезненным эхом в моей голове.
Один из них, самый крупный и отвратительный, тянет ко мне свои руки, от которых осталось только одно название. Его глаза – два мутных омута, полные голода и безумия – прожигают меня насквозь. Я вижу в них свое отражение, искаженное и уродливое, как предвестие того, во что я скоро превращусь. Отчаяние захлестывает меня с головой, топит в своей ледяной хватке.
Очередной крик прорывается из глубины души, и они начинают кричать в ответ, будто насмехаясь надо мной.
Я зажмуриваюсь, отказываясь смотреть собственному страху в глаза.
Белый, серый… оранжевый и бордовый… вишневый… бежевый и голубой…
– … Эйви! – различаю голос Тоби и распахиваю глаза, видя его обеспокоенное лицо перед
