звезды вмешиваются даже в забастовки.
Грузенберг пожал плечами.
— Вы ведь просили пересказать ее слова, — сказал он. — Я пока не высказываю свое мнение об этом.
— Да, разумеется. Итак, астрологические прогнозы оказались удивительно точны. И что же?
— Постепенно она настолько уверовала в абсолютную истину астрологических прогнозов, что каждое утро начинала с прочтения их в газете. И планы свои соизмеряла с тем, что говорил астролог. Тот день, естественно, не стал исключением.
— Это касалось только одной газеты? — спросил Розовски. — Или все прогнозы во всех газетах совпадали?
— Этого я не спрашивал, — ответил адвокат. — Как вы сами понимаете, я не могу руководствоваться в своей работе подобными аргументами. Если я и выслушал все, то лишь по обязанности. Ни при каких обстоятельствах я не смогу строить линию защиты на подобных доводах. «Господа судьи, мою подзащитную подвела ее слепая вера в астрологию…» Хорошенькую речь я смогу произнести на заседании… Если, конечно, дело дойдет до суда, — добавил он.
— Может и не дойти? — спросил Розовски.
— С вашей помощью… Вы считаете важным, в какой именно газете черпала она сведения?
Натаниэль молча пожал плечами и продолжил чтение протокола:
«Следователь. С кем же, по-вашему, вы говорили по телефону?
Головлева. Не знаю. Видимо, с тем, кто устроил мне эту ловушку.
Следователь. Вы подозреваете кого-нибудь?
Головлева. Нет…»
— Интересно, в чем она видит ловушку? — спросил Натаниэль. — Если кому и подстроили западню, так это ее бывшему мужу.
— Она считает, что ее кто-то сознательно выманил из дома таким образом, чтобы она оказалась на месте преступления к самому приходу полиции, — объяснил адвокат. — И ее сделали виновницей преступления, к которому она не имеет никакого отношения.
— Для этого этот некто должен был, прежде всего, быть абсолютно уверенным в ее слепой вере в прогнозы, — заметил Розовски. — И так точно рассчитать скорость ее перемещения по городу, чтобы полиция оказалась в самый подходящий момент.
— Или в самый неподходящий, это уж как посмотреть.
— Верно. Кроме того, ей звонил мужчина. В полицию — женщина. Целый заговор, вы не находите?
— Такова ее версия.
— Да, версия… Что тут дальше? Простите, Цвика, вам не мешает то, что я читаю вслух? Вы ведь все это знаете.
— Ничего, мне полезно услышать еще раз. Когда читает кто-то, абстрагируешься от собственных впечатлений. Продолжайте, прошу вас.
«Следователь. Вернемся к тому дню. Вы приняли приглашение. Дальше?
Головлева. Дождалась вечера и поехала..
Следователь. Вы не знали, что по указанному адресу проживает ваш бывший муж?
Головлева. Не знала. Мы с ним не поддерживали отношений с момента нашего развода. Около десяти лет.
Следователь. О его жизни все эти годы вы тоже ничего не знали?
Головлева. Нет.
Следователь. Ине интересовались?
Головлева. Нет, все давным-давно в прошлом.
Следователь. Кто вам открыл дверь?
Головлева. Никто. По телефону он предложил, чтобы дверь была незаперта, и я вошла сама, без всяких звонков. Он будет сидеть в кресле и ждать…»
— Романтические выкрутасы, — сказал Розовски, в очередной раз прерывая чтение. — Он сидит в кресле, делает вид, что никого не ждет, и тут входит она, прекрасная и воздушная, нежно обвивает его за шею и… Как вам все это, Грузенберг?
— Никак. Мне приходилось сталкиваться с поведением еще более странным.
— Да? Может быть, может быть…
«Следователь. Опишите, что происходило в квартире после того, как вы вошли.
Головлева. Я не сразу поняла, что случилось. Он сидел в кресле у накрытого столика, спиной к входу. Я решила, что он просто ждет меня, как и обещал по телефону. Когда я приблизилась и встала перед ним, то поняла, что он мертв. Нож торчал в его груди по самую рукоятку…»
— В этом месте допрос пришлось прервать, — сообщил адвокат. — Ей стало плохо. Я настоял на том, чтобы в кабинет следователя пригласили врача. Допрос продолжили через сорок минут, по собственной просьбе задержанной.
— Что ж, это понятно. Как она объяснила то, что ужин, так сказать, уже съели? Ведь, если верить ее словам, полиция появилась через несколько минут после ее появления в квартире Мееровича.
— Никак не объяснила. Так же не смогла объяснить наличие в квартире покойного ее относительно недавней фотографии с дарственной надписью. Она сказала, что помнит, как подписывала фотографию, но не помнит, кому именно. Не покойному — это она утверждает категорически.
— А кто вызвал полицию? — спросил Натаниэль.
— А вот это загадка из загадок, — сказал адвокат. — Проверка показала, что звонок в полицию был сделан из квартиры номер 25 дома 124 по бульвару Ха-Гибор Ха-Ям.
— То есть с телефона убитого? — Розовски удивленно поднял брови. — Любопытно…
— Причем в то время, когда там находилась моя подзащитная! — Грузенберг помолчал, потом объяснил с некоторым сомнением: — В квартире Мееровича есть параллельный аппарат. Один в гостиной, где находился труп и Головлева, другой — в спальне. Остается предположить, что в спальне скрывался некто, оказавшийся свидетелем преступления и вызвавший полицию. Если только этот некто сам не был убийцей.
— Тогда ему следовало не полицию вызывать, а от непрошеного свидетеля, то есть вашей подопечной, избавляться, — возразил Натаниэль. — По возможности, радикальным образом. Так же, как от хозяина.
— Вы полагаете, человеку, совершившему одно убийство, так уж легко убить еще одного? — Адвокат нахмурился. — Поверьте, подобные вещи редко случаются. Если только преступник не профессионал и не психопат.
— Да, вы правы… Полиция нашла чьи-нибудь отпечатки пальцев на втором аппарате?
— Аппарат был тщательно протерт.
Натаниэль быстро вел пальцем по записи допроса.
— Где то… Ага, вот! — он остановился. — Тут, в конце, следователь спрашивает: «Видели ли вы кого-нибудь, кто выходил из квартиры? Может быть, вам показалось, что в квартире есть еще кто-то?» — прочитал Розовски. — Но нет ее ответа.
— Покажите, — Грузенберг заглянул в записи. — Ах да, сейчас я вспоминаю: она не ответила на этот вопрос. Во всяком случае, ответила невразумительно. Что-то вроде: «Тогда мне показалось… Но сейчас я не уверена…» Или наоборот. Я все-таки думаю, что там кто-то был. И что она знает, кто именно. Во всяком случае, догадывается.
— Вот как? — Натаниэль покачал головой. — Цвика, вы ведь общались через переводчика. Возможно, это ваша фантазия.
— Во-первых, я юрист, — возразил адвокат. — В подобных ситуациях фантазия мне попросту противопоказана. Во-вторых, не зная языка, не понимая слов, лучше улавливаешь оттенки интонаций. Поверьте, с этим предполагаемым свидетелем не все так просто.
— И куда, по-вашему, он делся потом? — спросил Натаниэль. — Испарился?
— Не знаю.
— Вы не знаете. Это понятно. А полиция? Полиция знает?
— Полиция сейчас занимается розыском этого пропавшего свидетеля. Кстати, я подозреваю, что именно определенные подозрения полиции в его отношении
