Багряный прибой – говорили потом,
Но даже он не замыл следов
Убийств, совершенных в час
Между отливом и приливом.
Меррихью столкнула огромный камень, направив его на второго котлорожденного, но тот оказался проворнее – схватил ее и притянул к себе в тот самый миг, когда по нему проехался камень. Камень раздробил ей ноги ниже колен, и по бедрам текла кровь. Реки крови…
В шести футах от нее ворочался и пыхтел другой котлорожденный, прибитый к земле за локти двумя саксонскими топорами седьмого века, с которыми Меррихью не расставалась – всегда носила их на спине, под жилетом. Но даже древнее, многажды заговоренное железо не могло помешать порождению котла отрывать от себя плоть, кусок за куском, чтобы освободиться.
Из тумана вышел Мерлин с древним мечом в руках, за ним – Вивьен.
– Хорошо, – прохрипела Меррихью и приказала: – Изруби вон того в клочки, пока он не освободился.
Мерлин прошел мимо нее и принялся за кровавую работу. Пока лезвие сверкало, то взлетая, то стремительно опускаясь, Вивьен подошла к Меррихью, взглянула на ее раздробленные ноги, на ручеек крови, текущий по камням, достала флакон со слюной, но, поколебавшись, вернула его в карман.
– Да, знаю, – прохрипела Меррихью. – Поздно, слишком поздно. Но ничего. Я ухожу к Бабушке.
– Нет, – раздался негромкий спокойный голос, в котором, однако, звякнула сталь. Все трое подняли головы. На обломке скалы, которую Меррихью сдвинула с места в отчаянной попытке задавить порождение котла, себе на беду, сидела самая древняя Бабушка. Рыжеватая блондинка в одеянии, похожем на тогу. Рядом с ней, на земле, сидел каштаново-коричневый волкодав и рычал, грозно оскалив клыки.
И пес, и его хозяйка выглядели совершенно нормально, как существа из плоти и крови, а не какие-то там духи или призраки.
– Ты не станешь одной из нас, – продолжила Бабушка. – Ты предала весь клан. Ты умрешь неоплаканной, а твое имя навсегда будет вычеркнуто из свитков.
– Я сделала то, что сделала, только ради Сен-Жаков! – воскликнула Меррихью. – Я ничего не знала про котел и… про другое тоже.
– Ты про маму? – спросил Мерлин.
Он уже прикрыл мелко разрубленное порождение кусками сланца и подошел к Меррихью. Длинный меч небрежно покачивался в его руке как раз над правым глазом его бывшей начальницы. Казалось, он вот-вот его опустит.
– Это было обычное невезение! – запротестовала Меррихью. – Сначала она повстречала Конистона с этой его художницей в Лондоне, потом, чуть погодя, увидела ее снова – без него, но уже с ребенком, и стала наводить справки. Она наверняка пронюхала бы, что случилось с Конистоном, а нам это было ни к чему. Но я не хотела ее смерти, клянусь! И ничего не знала, когда это случилось. Только потом…
Острие меча на дюйм приблизилось к глазу. Лицо Мерлина застыло от ярости.
– Это все Саутхо! Он все подстроил! Он боялся, что Антигона освободит Конистона…
– Саутхо? – переспросила Вивьен. – Лондонский Саутхо?
– Конечно лондонский! – ответил Мерлин. – А есть другой?
Саутхо был самым непримиримым и неугомонным из Древних владык, так что в «Указателе мифических существ» ему отвели целых три страницы. Вообще на территории Лондона их было несколько – Тот, Который За Башней, Зверь Из Кэмдена, Леди Примроуз-Хилла, Лондонский Камень и Ориэл, и с каждым Саутхо постоянно вел жестокую борьбу за расширение своих владений.
