ухмылка, показывающая сломанные зубы. Его глаза теперь на мне. Слава Богу, я изменилась. Не думаю, что у меня хватило бы смелости, если бы я была одета так, как будто мне все еще здесь место.
— Если ты ревнуешь, горячая штучка, я могу справиться с вами обоими.
— Отвали, урод! — рычу я.
Мое тело дрожит, но я не позволяю себе этого показать. Никогда не показывай свою слабость. Пару лет назад я бы умоляла этого гада дать мне пососать его член в обмен на обмен.
— Эй, как скажешь. — Он вскидывает руки, отходя назад, пока не окажется на некотором расстоянии. — Это твоя потеря.
Он боится, что мы порежем его и украдем то, что у него есть. Быстрый урок, который вы усвоите здесь: будь осторожен.
— Черт, Тори, иди, — дышу я, подталкивая ее вперед. Мы углубляемся в недра подвала, запах дерьма становится все сильнее.
— Что там за простыней? — Тори кивает на грязную простыню, свисающую с потолка и служащую перегородкой.
— Это дверь в ванную. — Она качает головой, ее глаза расширяются.
— Там есть ванная?
— Да. Хочешь воспользоваться ею? — Я хихикаю. Она смотрит с ужасом, как будто я серьезно. — Если ты называешь пару пятигаллонных ведер, полных дерьма и мочи, туалетом, то да, здесь есть туалет. Продолжай двигаться.
— Откуда идет запах Клорокса?
— Они положили его в ведра. — Она задыхается, закрывая рот рукой. Я почти делаю то же самое. Можно подумать, что ты привыкнешь к этому запаху, но так не бывает. Это отвратительно. Все это место отвратительно.
Я гримасничаю, вспоминая свое жалкое прошлое.
— Это место — все равно что смотреть дьяволу прямо в лицо, а он в ответ смотрит на тебя. Мне жаль Тори. Стерлинг не должен был засасывать тебя в этот мир. Тебе здесь не место. — Я говорю ей, желая ударить Бентли по голове за такую бесцеремонность.
— Как и ты, Старр.
Никому не принадлежит.
— Я нигде его не вижу, — говорит она.
— Мы продолжим поиски. — Я избегаю говорить ей, что знаю место Стерлинга, но мы туда еще не добрались. Я не хочу, чтобы она знала, что бы мы сейчас ни увидели, к кому бы ни был привязан ее парень, я сама когда-то была такой девушкой.
Я слышу придушенный вздох Тори, когда мы подходим к дальнему левому углу. Мое сердце болит за нее. Я чувствую ее боль. Нет ничего хуже, чем, когда тебе показывают, что тот, кого ты любишь, не тот, кем ты его считаешь. Вместо этого он — злой близнец твоего возлюбленного. Но ваше сердце по-прежнему жаждет злого близнеца, несмотря ни на что.
Там, на бетоне, как я и знала, лежит испачканный, сломанный матрас. На нем лежат Стерлинг и какая-то мотыга. Он сидит, прижавшись спиной к цементной стене. Его темные глаза сузились, только что оттраханные волосы — верный признак того, чем он занимался здесь последние четыре дня, ну, и расстегнутая ширинка джинсов, показывающая линию волос вокруг его временно спрятанного члена. Черная футболка с коротким рукавом демонстрирует татуировки на его руках.
Стерлинг всегда был слишком красив, чтобы находиться здесь; бриллиант в недрах.
Над его правым ухом торчит сигарета, в руке — разбитая миниатюрная бутылка Jack Daniels, в руках — самодельная трубка для крэка. Его внимание приковано к камушку кокаина на фольге. Он чиркает зажигалкой под стеклом, нагревая кокаин. Его глаза закрываются в предвкушении. Он глубоко вдыхает. Его глаза закатываются назад, и он прижимается головой к стене.
Стерлинг в полной заднице, и не в одной.
Мой взгляд скользит к Тори, стоящей рядом со мной. Я тянусь к ее руке, сжимаю ее, чтобы дать ей понять, что я все еще здесь. Ее лицо бледное. Она не плачет. Не позволяет ругательным словам вылететь, как это сделала бы я. Она просто смотрит с пустым выражением лица, от которого волосы на моих руках встают дыбом, как будто она впитывает все это, наконец-то увидев правду.
— Он когда-нибудь теряет сознание? — спрашивает она, не сводя глаз со Стерлинга.
— Иногда.
— Он когда-нибудь был в тюрьме? — Еще один безумный вопрос. Эта девушка действительно понятия не имеет, с кем она связалась. Думаю, это становится ясно.
— Да, за хранение с целью распространения, кражу в магазине, бродяжничество… — Ее глаза зажмуриваются. Мне жаль ее. Ты не можешь помочь тому, кого любишь.
— От него когда-нибудь беременела девушка? — Мой гребаный желудок падает на пол. Я не знаю, как ответить. Я не уверена, что хочу отвечать.
— Один раз. У девушки случился выкидыш на втором месяце.
Стерлинг поднимает голову, его голова покачивается на плечах. Он передает трубку с крэком бродяжке, растянувшейся рядом с ним: ее опущенные веки окрашены в угольный цвет, ее светлые волосы выглядят сальными с двумя дюймами черных корней, но у нее сиськи, от которых парни пускают слюни, вываливаются на всеобщее обозрение, розовые соски морщатся в воздухе. Если бы я была Тори, я бы схватила эту сучку за волосы и стащила ее с матраса, крича и брыкаясь. Потом я бы запустила ногу в промежность Стерлинга, чтобы было больно.
Его взгляд падает на нас, стоящих там. Наглая ухмылка медленно появляется.
— Это будет некрасиво, — шепчу я Тори, предупреждая ее.
— Посмотрите, кто здесь… две мои любимые девушки, — говорит Стерлинг, широко раскинув руки, как будто мы его лучшие друзья в мире. Он ползет к нам по матрасу и поднимается на ноги.
Блондинке наплевать на то, что делает Стерлинг; она слишком занята тем, что сосет трубку, спасаясь от своей дерьмовой реальности.
Я уже видела этот стеклянный взгляд в глазах Стерлинга. Он не в себе, думает, что в данный момент может одолеть весь этот чертов мир. Он верит, что он счастливый ублюдок.
Он подходит к Тори с грацией трехногой собаки на наркотиках, его взгляд не отрывается от нее. Он гладит ее по руке, и я вижу, как она вздрагивает и отстраняется.
— Я удивлен, что ты еще здесь, — говорит он ей, негромко хихикая. — Я думал, ты уже убежала домой и
