пришёл? – уже не закричал, а заорал на него Кочкин. – Иди к себе и жди нас там, мы ещё поговорим, есть к тебе вопросы.
Колбасов, пятясь, ушёл, а начальник сыскной отметил его поведение как похвальное.
– И что же в этом похвального? – спросил удивлённый Кочкин.
– Он стоит за своих жильцов, за их имущество, это – его первейшая задача, и он ею не пренебрегает, потому что неравнодушный. Нам таких людей в стране побольше надо.
Кочкин, слушая Фому Фомича, только хмыкнул, думая при этом – как усложнится работа полиции, если таких людей, как Колбасов, будет больше. Однако спорить с начальником не стал, только проговорил:
– Наверное, вы правы…
– Что значит – наверное? Я прав! Потому как неравнодушие есть основа любой положительной деятельности, будь то сыск, или сдача комнат внаём, или выпечка хлеба… – Начальник сыскной замолчал, потому что время для рассуждений и философствований было неподходящим. Нужно приниматься за работу.
Комната, в которой оказались сыщики, была типичным жилищем холостого мужчины. Везде пыль, пол неизвестно когда последний раз мели, окно закрывала давно не стиранная, заскорузлая занавеска, цвет её можно было определить как «разнообразный». И которой, по всей видимости, пользовались в качестве утиральника. Похоже, женщина никогда не переступала порог этой комнаты. А если даже и переступала, то тут же в ужасе убегала.
– Да! Плохонько живут наши с тобой агенты! – сказал, оглядываясь, начальник сыскной.
– Так ведь на их жалованье разве будешь жить в каменных палатах? – заметил Кочкин.
– А разве всё на свете зависит от жалованья? Дело в другом – всё запущено, не убрано, не прибрано! Пыль, Меркуша, в любом случае нужно вытирать, сколько бы ты ни получал жалованья, потому что человек должен жить в относительной чистоте, а чистоту он создаёт себе сам. Я знавал богатых людей, которые жили, как ты говоришь, в палатах каменных, но были такими ужасными грязнулями, что подобного даже в ночлежках не встретишь.
– Но Головня на службе аккуратный, – проговорил Кочкин.
– Вот это и настораживает…
– Что, приступим к обыску?
– Погоди! – остановил чиновника особых поручений фон Шпинне.
– Что?
– А ну, давай сюда Колбасова, мы кое-что упустили…
– Прямо сейчас привести?
– Прямо сейчас!
Когда Колбасов, подталкиваемый чиновником особых поручений, вошёл в жилище Головни, начальник сыскной тут же задал вопрос:
– Послушайте, уважаемый, мы в спешке забыли у вас спросить…
– Да! – с готовностью подался вперёд хозяин.
– А что, ваш квартирант – Головня, – он в этой комнате часто бывает?
– Ну, один раз в месяц бывает, когда за комнату вносит…
– А где он в таком случае живёт?
– Этого я не знаю! Слыхал, правда, есть у него зазноба какая-то, вот вроде у неё и живёт…
– А как нам её найти?
– Не знаю! Это уж вы… – Колбасов запнулся, потому что понял, советовать господам из полиции не стоит, правильным будет промолчать. – Не знаю!
– А может быть, вы знаете того, кто это знает?
– Нет!
– Хорошо! – кивнул фон Шпинне. – Можете идти.
Это, конечно, было нарушением паспортного режима, но не об этом сейчас думал начальник сыскной. Он думал, где искать настоящее жилище Головни. А ведь хитрюга оказался!
– Так мы будем здесь делать обыск или нет? – спросил у задумавшегося начальника Кочкин.
– Нет! – ответил тот.
– Почему?
– В этом нет смысла. Головня знал, что рано или поздно мы сюда наведаемся, он и держал для таких случаев эту квартиру. Поэтому вряд ли что-то здесь хранил. Всё, что нам нужно, находится в другом месте – у зазнобы. Но что это за женщина и как нам её отыскать? А может быть, у Головни есть ещё одна квартира.
– А если спросить у других агентов?
– Не думаю, что он кому-то рассказывал. Головня очень осторожный, и если приводил товарищей, то наверняка сюда. Единственный человек, который может знать, где настоящее жилище Головни, это Бобриков. Нужно его навестить…
Глава 47
Слежказа Головнёй
После визита на Дегтярную сыщики отправились в земскую больницу навестить Бобрикова. Однако тамошний доктор запретил.
– Да вы что, господа, да вы что, он сейчас находится в полуобморочном состоянии! Какие могут быть разговоры? Может быть, через несколько дней, не раньше! – Доктор говорил торопливо, сбивчиво, может быть, от волнения – нечасто к нему приходили из полиции, – а может быть, он так разговаривал по жизни. На докторе был белоснежный, иначе и не скажешь, халат. В то время это было необязательным в пределах империи, но он только что вернулся из-за границы, и там это начинало входить в моду. А поскольку доктор был человеком передовых – как тогда говаривали, прогрессивных – взглядов, то с удовольствием перенял это нововведение. А другие доктора, глядя не него, тоже принялись шить себе белые халаты.
– И что, он не сможет ответить всего лишь на один, совсем маленький вопрос? – Начальник сыскной сдвинул большой и указательный палец, оставив между ними крошечный промежуток.
Доктор помотал головой. Это должно было означать сожаление и досаду, которые посещали его всякий раз, когда ему приходилось что-то объяснять людям, далёким от медицины.
– Да вы сами взгляните на него, и всё поймёте! Он имени своего не помнит, а вы хотите, чтобы он ответил на какой-то там вопрос! Нет, нет! Исключено! Сами посмотрите…
– Нет, мы вам верим, потому настаивать не будем, – закивал начальник сыскной. – Нельзя, значит, нельзя! А когда с ним можно будет поговорить?
– Когда? – Доктор задумался. – Как я уже сказал, через несколько дней. У него сильно повреждено лицо… Да и психическое состояние тоже, я бы сказал, шаткое.
– Хорошо, не будем отрывать вас от дел, придём через три дня. Ещё раз извините, до свидания! – проговорил фон Шпинне и, увлекая за собой Кочкина, вышел из земской больницы.
– Да… – оказавшись на избитом пороге, выдохнул Меркурий.
– Что «да»? – посмотрел на него Фома Фомич.
– Не получается у нас что-то…
– Получится, – энергично кивнул фон Шпинне. – Мы сейчас вот что сделаем: приедем в сыскную и отпустим Головню…
– Как? Но ведь вы говорили, что он и есть самый главный. Вы что же, больше так не думаете?
– Напротив, Меркуша. – Начальник сыскной замолчал. Мимо них, держась одной рукой за криво прибитый поручень, а другой за бок, по ступени поднялась какая-то баба, и когда за ней закрылась дверь, продолжил: – Напротив, я сейчас как никогда уверен в этом!
– Но почему тогда вы решили его отпустить, ведь он может сбежать – и где нам его потом искать?
– Потому что это единственный способ выяснить, где он живёт. Выйдя из подвала, Головня пойдёт именно туда, где у
