условия Ленинграда и для работы хирургов. Но они все превозмогли. Делали сложнейшие операции, создали госпитали, которым было суждено дойти до Берлина.
Вернувшись с войны, хирурги не сразу втянулись в когда-то привычный, знакомый до мелочей распорядок работы.
…Плановые операции, операционные дни, нормированный рабочий день. Эти слова звучали для них теперь странно. Они навсегда сохранили военную привычку — жить и трудиться самозабвенно, в полную силу, без скидок на возраст и болезни. Хирурги хорошо защищали свою Родину, и она одарила их благодарностью. Как память о прошлом, что неотделима от настоящего, как дань фронтовой дружбе, что превыше всего, хранят они боевые ордена и медали, выгоревшие на солнце гимнастерки и пилотки с алой пятиконечной звездой.
В январские дни 1964 года в Доме офицеров, где в дни блокады делегаты фронтовой медицинской конференции обогревались собственным дыханием, тепло, уютно, много цветов.
Среди множества военных вижу женщину в гражданском костюме, на ее плечи накинута бордовая шаль. Это «товарищ Валя» из истребительного противотанкового полка, медицинская сестра старший сержант — доцент Института точной механики и оптики В. В. Иванова (Пальчевская). Валентина пришла в Дом офицеров в надежде встретить однополчан.
Мы вспомнили Красный Бор, боевых друзей, ее подругу Машеньку Гендлину. Валя мне сказала:
— Если бы всюду, где пролилась кровь наших воинов, могли зацвести маки, то вся земля вокруг Ленинграда заалела бы яркими цветами.
Разбрелись по стране израненные в боях санитарки и санинструкторы, не щадившие себя, чтобы спасти раненых.
В Москве, в Доме дружбы, долгие годы заведовала библиотечным коллектором Софья Соловьева (Полякова), участница осенних боев на Невском «пятачке». В Ленинграде живут и трудятся боевые друзья Л. Л. Либов и Б. Н. Аксенов, Настенька Тихонова, Мария Корниенко, Лариса Хабазова, Антонина Яковлева, Ольга Будникова, Мария Сысоева (Дубровская), Екатерина Константинова и многие другие бывшие солдаты медицинской службы. Бывшая санитарка, а потом разведчица 13-й стрелковой дивизии Татьяна Никитенко после трех ранений закончила университет, работала судьей.
Любимая медсанбатовцами 85-й дивизии медсестра Шурочка — Александра Зиновьева — за доблестный труд была награждена орденом Ленина.
Несколько раз приезжал на встречу фронтовиков из Перми гвардии подполковник А. В. Медведев, из Кемерова — бывший начальник эвакоотделения медсанбата 168-й дивизии врач В. Столяров, из Эстонии — бывший начсан 268-й дивизии Д. И. Банщиков.
В Харьковском институте травматологии и ортопедии много лет работала моя помощница по санитарному отделу, бывший военфельдшер Наталья Савенко (Валюгина) — ныне кандидат медицинских наук, ортопед-физиотерапевт. Как большую реликвию хранит Наташа склеенную ее руками патефонную пластинку, когда-то плясавшую на патефонном диске, будившую на рассвете голодных санотдельцев.
И кто его знает, чего он вздыхает,
Чего он вздыхает, чего он вздыхает…
Сменившие ее в санотделе «девочки» живут в Ленинграде. Исполнилась мечта Лели Васильевой — она много лет работала акушеркой, а Тося Молоткова (Кузнецова) — в лечебном секторе Главного управления здравоохранения.
Доброй славой пользуется Объединенная больница № 20 с ее многопрофильными отделениями и специальными лабораториями. Этой больницей руководит бывшая старшая операционная сестра медсанбата 43-й дивизии и групп усиления ОРМУ-41 Полина Тихоновна Качалова (Кузьмина). Полина выполнила наказ своего учителя М. К. Грекиса и закончила медицинский институт. Теперь она умело растит молодых сестер и врачей, расширяет, строит, совершенствует клиническую больницу.
После долгого перерыва побывала в Ленинграде и Валентина Чибор. Я навестила ее в урологической клинике, где она проходила курс лечения единственной почки.
Мы встретились как старые добрые друзья и до самого отбоя просидели у окна, вспоминая грозные ленинградские блокадные дни и ночи. В Ленинграде стоял теплый вечер, и над Фонтанкой-рекой носились белокрылые чайки.
Наступил час расставания.
— Знаете, — сказала Валя и провела пухлой рукой по кудрявым с проседью волосам. — Когда я шла по Невскому, мне казалось, что в потоке людей обязательно есть кто-то, кого я спасла в годы войны, и эта мысль меня согревала, помогала забывать о болезнях.
Чибор на ранения удивительно «везло». На Нарвском плацдарме в сорок четвертом ей пришлось удалить одно легкое. Это было ее четвертым ранением. Казалось бы, всё — записывайся в инвалиды! Но Чибор была бы не Чибор, если бы смирилась с инвалидностью, когда еще шла война. Ведь слово себе дала — встретить Победу на вражеской земле. А свое слово эта женщина бросать на ветер не любила. Она выписалась досрочно и улетела догонять войну на 1-й Украинский фронт.
Она служила на аэродроме, вылетала за ранеными в Партизанский край, в район Тридуба. За иллюминаторами мелькали разноцветные трассирующие пули. Самолет совершал вираж, а женщина с одним легким, тяжело дыша, ловила воздух, но прекратить свою опасную работу не соглашалась.
На аэродроме ее ранило в последний — пятый раз. Новая сложная операция. Раненную тогда почку через несколько лет удалили, но войну Валентина все же закончила на земле поверженного врага, как поклялась тогда в сорок первом.
Не забыть встречи с фельдшером Александром Шараповым — заведующим сельским врачебным участком на Смоленщине. Шарапов долго молча перебирал фотографии военных лет и, вдоволь наглядевшись на товарищей гвардейцев 45-й, нехотя откладывал снимки в сторону. Но с одним из них никак не мог расстаться. Все поглаживал прокуренными пальцами лихо заломленную кубанку на голове молодого чубастого фельдшера.
И декабрьский мороз, разукрасивший стекла, и фотографии друзей его боевой молодости — Сергея Крылова и санинструктора Василия Пояркова — растревожили память. С ними, молодыми ребятами, Шарапов — кадровый военфельдшер — коротал суровые колпинские дни и ночи и таскал раненых из противотанковых рвов, вылавливал их в Неве. Вернейшего товарища, фельдшера Сергея Крылова, потерял на Тосне-реке, потом его самого ранило. Под Синявином погиб Василий Поярков.
Шарапов зажмурился. Провел жесткой худой ладонью по влажному лбу, облизнул обветренные губы, внезапно ощутив на них горький привкус соли.
— Не верю, что с годами стирается память, — сказал мне Шарапов глуховатым голосом застарелого курильщика, кроша побелевшими пальцами папиросу. — Смотря какая. Разве их забудешь…
В 1971 году на встречу фронтовиков 56-й стрелковой дивизии прилетел бывший начальник артиллерии 213-го полка капитан С. К. Хачатуров, и его сразу тесным кольцом окружили однополчане.
— Неужели Хачатуров не признает меня? — сказала мне тихо Валентина Ульянова, — Конечно, тридцать лет — срок немалый.
Узнал ее Сергей Каспарович. Узнал по доброй, мягкой улыбке, темным точечкам на схваченном первым весенним солнцем лице. Узнал, обнял и говорить от волнения долго не мог.
Поезд медленно отошел от перрона Витебского вокзала в Пушкин. За окнами проносились корпуса новых кварталов быстро растущего города на низких купчинских землях. Как было не вспомнить раннюю осень сорок
