свернул направо и остановился на обочине дороги, визг шин резал мне уши.
— Что ты делаешь?!
Хейден заглушил двигатель и отстегнул ремень безопасности.
— Дай мне свой телефон. Я хочу убедиться, что ты не сделала ничего такого глупого, как взять номер этого придурка.
— Что? — Мой пульс бешено колотился, пока я пыталась придумать способ не давать ему свой телефон, но потом я вспомнила… Я оставила свой телефон и сумку в машине Мелиссы.
Черт возьми.
— Я никогда не спрашиваю дважды, — прорычал он и сам начал искать телефон, постукивая руками по переднему и заднему карманам моих джинсов, напоминая мне полицейского, обыскивающего преступника. Я чувствовала себя оскорбленной и уязвимой, и как бы я ни пиналась и ни извивалась, пытаясь убрать его руки, это было бесполезно.
Я закрыла глаза, чувствуя, что могу начать плакать в любой момент.
— Пожалуйста, прекрати это, — прошептала я, побежденная.
В этот момент его рука задела внутреннюю часть моего бедра, опасно сомкнув мой живот, и мы оба замерли, наши глаза встретились. Я боялась его следующего шага, но мое тело предвидело его, и я ненавидела свою реакцию. Я отказывалась признавать это как удовольствие и жажду этого прикосновения.
— Где твой телефон? — Тихо сказал он, нотка неуверенности омрачала его слова.
На этот раз я была рада, что правда сработала в мою пользу.
— Я оставила его в машине Мелиссы.
Он тяжело вздохнул и откинулся на спинку сиденья, разорвав контакт между нами.
— Что ты делала с этим придурком?
— Это не твое…
— Это мое чертово дело, — крикнул он мне, заставив меня вздрогнуть. — Ты больше не увидишь этого парня.
— Что? И не мечтай! Ты не можешь так думать…
— Я не буду повторяться, Сара. Я его изувечу, если снова увижу его с тобой.
Я сжала руки в кулаки, чувствуя невыносимое желание причинить ему боль.
— Что, черт возьми, с тобой не так?!
— Ты хочешь знать, что со мной не так? ТЫ — ТО, ЧТО НЕ ТАК СО МНОЙ! — Он ударил кулаком по моему подголовнику, заставив все сиденье содрогнуться от удара, и уставился мне в лицо. Теперь наши лица разделяло всего несколько дюймов, и все мое тело гудело от опасной смеси страха, волнения и ожидания.
— Я никогда не мог контролировать эти разрушительные эмоции внутри меня, которые кричали мне, чтобы я выпустил их, как бы я ни старался их отключить, но когда дело доходит до тебя, я чувствую чертовски сильное смятение.
Горячее дыхание Хейдена обдувало мое лицо, делая мою кожу сверхчувствительной к его движениям и его близости. Я ясно видела болезненный блеск его темных глаз, которые открывали мне его измученную сторону.
— Такое чувство, будто что-то толкает меня причинить тебе боль. Все больше и больше. Как наркоман, который питается своей драгоценной одержимостью, своим спасательным кругом. Я чувствую себя прекрасно, но затем наступает темнота, и кажется, будто тысячи ножей врезаются в мою плоть, снова и снова, разрывая меня на куски, и нет никого, кого я ненавижу больше, чем себя. — Он выглядел так, будто ему было больно и тяжело дышал. — Я ненавижу себя за то, что я такой беспорядок, за то, что я ни в чем не уверен. Один день может принести мне покой, но этот же день может стать моей погибелью. Я просто хочу, чтобы этот гребаный хаос прекратился, чтобы мне больше не приходилось жить в этой пустоте.
О Боже. Его неожиданные слова были словно удар под дых, показывая всю глубину его печали и неуверенности.
— О чем ты, Хейден?
— Я говорю об этой вечной ненависти. Она распространилась на Кайдена. Она распространилась на тебя.
Моя губа дрогнула, теплая слеза потекла по моей щеке. Я взглянула на место, где был его шрам, но я не могла его увидеть в темноте салона.
— Пожалуйста, — прошептала я. — Не говори больше ничего.
— Я причинял тебе боль, и во всем есть смысл, — продолжил он, игнорируя мою мольбу. — Это справедливость, потому что ты плохой человек, верно? Это заставляло меня чувствовать себя праведным.
— Почему так? — процедила я сквозь зубы.
— Я как наркоман, и ты знаешь, что происходит, когда действие наркотика заканчивается. Реальность бьет по тебе сильно, и ты чувствуешь себя дерьмом. И чувство ужаса от того, что причинил тебе боль, становится невыносимым.
Я закрыла глаза, надеясь, что печаль исчезнет, но он взял меня за подбородок и заставил посмотреть на него.
— Да, я ненавижу тебя, Сара. И я не ненавижу себя. Я хочу причинить тебе боль. И я хочу уберечь тебя, как драгоценную последнюю каплю воды в сухой пустыне. — Его разрушительная боль съедала меня заживо. Хейден так много мне рассказывал, но чем больше я узнавала, тем меньше знала…
Кто такой Хейден Блэк?
— Ты, Сара, моя последняя чертова капля воды, мое последнее спасение, и несмотря ни на что, несмотря на эту бесконечную борьбу с собой, я не могу оставить тебя одну.
Что-то ударило по моим защитным барьерам, грозя полностью их сломать. Теплые слезы катилась вниз, и я презирала себя за то, что снова плакала перед ним, но затем он сделал то, что меня поразило. Он поднес свои холодные пальцы к моим щекам и нежно вытер мои слезы, касаясь меня так легко, что мне это вполне могло показаться. Его глаза обводили места, которых касались его пальцы, с такой глубокой напряженностью, что у меня перехватило дыхание.
На мгновение я почувствовала себя как он — питающейся этим драгоценным, ужасным наркотиком, без которого я не могла жить. Хейден был этим наркотиком, заставляющим меня терять себя в моменте и чудесных ощущениях, которые пронизывали меня и стирали все следы разума. Я знала, что должна отстраниться от него, но его трепетное прикосновение поймало меня в ловушку, и мое сердце разбилось.
Это было неразумно. Мне следует выйти из машины и отдалиться от него. Я ненавижу его. Почему это происходит со мной, когда я его ненавижу?
Я ненавижу его.
Почему я не могу отстраниться от него? Почему мне так тепло внутри, когда он так на меня смотрит?
Не делай этого с собой.
Он пытался убить тебя.
Я не могла позволить ему так со мной играть. Я никогда не забуду, что он со мной сделал. Отказываясь поддаваться этим сбивающим с толку эмоциям, я оттолкнула его от себя и расстегнула ремень безопасности.
— Я ухожу отсюда.
Я знала, что мы были в глуши, и выходить в это время и в этом месте было безумием, но я не могла нормально думать
