Часть четвертая. Османская империя и Иудея
Глава первая
в которой мне делают заманчивые предложения,но я от них отказываюсь
По всем воровским правилам, а может, и по правилам тайныхлазутчиков, нам предстояло двигаться вдали от сел и городов, таясь отвстречных. Вообще-то куда лучше прятаться в толпе, чем в чистом поле, но это насвоей земле. Мы же шли по Османии. Даже в самые спокойные времена любойдеревенский староста (или кто тут, у осман, вместо старосты) не преминул быпроверить наши подорожные. А уж сейчас, после стычки на границе, и говоритьнечего!
Об этом я сразу же сказал Хелен и Маркусу, чтобы нерассчитывали зря на горячий ужин и чистые постели. Но судьба распорядиласьиначе.
К вечеру дорога вывела нас к большому селу. Километров запять от него мы с дороги сошли – слишком уж часто стали попадаться повозки, откоторых приходилось таиться в поле. Так что шли мы по меже между полями, помягкой от недавних дождей земле. Медленнее, конечно, но зато спокойнее.
Село было большим. В нем стояла не только мечеть, но и храмСестры-Покровительницы – маленький, неброский, на самом отшибе, но все-таки…
В поле, в километре от околицы, где стоял храм, мы иостановились на совещание.
– Османы почитают Искупителя и Сестру как пророков, –сказала Хелен. – Искупителя молят о богатстве и процветании, а Сестру – оприбавлении в семействе, о благополучном разрешении от бремени. Так что храмывдоль границы встретить можно, только не надо там помощи искать.
Я и не собирался за поддержкой в храм обращаться, но Хеленслушал внимательно. Кое-что интересное про Османскую империю она и впрямьзнала.
– Если бы у нас были хоть какие-то документы, – продолжалаХелен, – можно было бы выдать себя за паломников, пешком идущих на поклонениесвятым местам. Османы последние годы паломников пропускают охотно, препятствийне чинят… деньги – они всем нужны.
В том, что паломники к святым местам пешком ходят, через всюОсманскую империю, я сомневался. Рядом с храмом Сестры виднелся караван-сарай,рядом с которым стояли два дилижанса. Видимо, хоть под строгим досмотром, нодилижансы через границу все-таки пропускали. Из одного дилижанса лошадей ужевыпрягли, из другого – как раз распрягали, и к храму тянулись люди. Ну кто жеще, кроме паломников, первым делом бросится на молитву – не умывшись, непереодевшись с дороги…
– А ведь наверняка у кого-то на Слове лежат подорожныедокументы… – сказал Маркус. Вроде и с иронией сказал, но при этом раздумчиво.Так умный ребенок мечтает – не вырасти и на дочери Владетеля жениться, аразбогатеть, и свой бакалейный магазинчик завести…
Хелен стала рассказывать какую-то придворную сплетню, о том,как мелкий баронишко из Германии решил отправиться на покаяние и исцеление отпьянства в святые места. Но по пути, по своему обыкновению, напился пьян, былсхвачен османскими стражниками на улицах Софии в совершенно непотребном виде ипо суровым османским законам нещадно бит плетями. Нахлебавшись позора, баронпуть продолжать не стал, а вернулся в Державу. Однако османские плети исцелилиего от пьянства ничуть не хуже святых отшельников в иудейских пустынях.Владетель же, которому барон подал петицию с жалобами на обиду, лишь рассмеялсяи повелел: если еще раз барон напьется, то бить его плетями станут державныестражники, ибо надо проверить целебную силу и державных плетей.
Я слушал вполуха, а сам смотрел на храм и дилижансы. Большиедилижансы, хорошие. Там и отдельные кабинки первого класса есть, и второгокласса места, и третьего – на крыше… К Богу на покаяние каждый по-своему ходит,в меру достатка. Высокородные пассажиры вряд ли и заговаривать станут славочниками и куртизанками из третьего класса…
Ох рискованно!
Ну а пешком сотни километров идти – многим ли безопаснее?
Я посмотрел на дорогу – и увидел, как катит к селу еще одиндилижанс.
Ну чем не знак?
– Хелен, – сказал я. – Они тут на ночь остановятся, верно?Три дилижанса. Друг друга паломники толком не знают.
Умница летунья, сразу все поняла! Взгляд мой на дорогупроследила, расстояние до караван-сарая прикинула, тревожно глянула на Маркуса.
Он тоже все понял. И загорелся – не по трезвому расчету, ине по изнеженности, а лишь по детской тяге к авантюрам.
– Давайте! По полю ползком…
– В полный рост и ближе к дороге подходя, – прервал я его. –Человек, который таится, сразу подозрения возбуждает. Идти спокойно, междусобой разговаривать, держаться ближе ко мне.
Наглость это была непомерная. Лишь однажды я так рисковал –когда в замке каталонского графа, куда зван не был, но в ливрее лакея прошел,этому самому графу за обедом прислуживал. Но там уж выхода не было, либо стоятьмолчаливой тенью, пытаясь сообразить, какое блюдо подавать, либо на коленипадать и во всем каяться…
