Их было ровно восемь — Писателей двадцатого столетья, А за окном плескалась осень, Нашептывая звуки лихолетья.
Окурки сигарет грудами валялись в сортире. Словно это были не сигаретные бычки, а пулеметные гильзы, оставшиеся после недавнего тяжелого боя. Что-что, а общественные туалеты в России не меняются, являя собой незыблемость внутреннего устройства общества — вонь, грязь и безобразие.
— А что, Стас, ведь сатанизм и пессимизм — это же одно и то же?
Меня наказали не тем, что лишили свободы, не тем, что отгородили от общества, приставили охрану, посадили на полезную диетическую баланду, лишили связи и прав, а тем, что окружили дебилами, контуженными, просто идиотами и пустейшими существами, которых человеками разумными язык не поворачивается назвать.
22 декабря. Вчера сообщили о смерти Туркменбаши на шестьдесят шестом году жизни. В Туркмении траур, отменили даже встречу Нового года. Идет демонтаж всех елок, и отовсюду скалятся золотые изображения Ниязова. Преемников не оставил. Видимо, еще себе три жизни намерил — и на тебе, диагноз: остановка сердца. Похоже, удавили голубчика, свои же и удавили. Уж очень бодро выглядел старикан.
В Англии наконец поймали, если не врут, очередного Джека Потрошителя. Умертвил пять проституток. Говорят, отец трех детей. Но им верить?!
29 декабря. До свободы осталось три года и триста шестьдесят три дня. Не четыре, а именно три года, а это существенная разница. Это если все пойдет нормально. Вот так же на этой психологии играют наши магазины. Девятьсот девяносто девять рублей — это не тысяча рублей, а девяносто девять рублей — не сто рублей. Итак, три года с хвостиком. А в Москве дождь с грозой и градом.
5 января. Зима стоит такая, словно я никогда не уезжал из Германии, плюс один — плюс шесть. Снег дали на десять часов под Новый год, и так дали, словно его оплатили именно ровно за десять часов лежания на земле. В Ираке казнили Саддама Хусейна. Говорят, вел себя он крайне мужественно.
Я понял, почему нет снега. Под Новый год Белоруссия наконец подписала соглашение с «Газпромом», и на радостях отопили пол-России.
Такое впечатление, что Россия медленно сползает по материку в сторону Турции.
10 января. Снега нет. Сумрачно. Дождит. На меня устало пялятся мертвые окна пустого барака. Я же сижу и читаю «Оружие — слово» Котлячкова и Горина.
3 февраля. Вплоть до 20 января стояла осень. Снега не было вообще. Температура стояла плюс пять — плюс семь, прямо как в Кельне в свое время, затем ударили морозы — и пошло-поехало. Как водится, все оказались не готовы к зиме. От брата никаких известий вообще. Опять канул в неизвестность. У него вроде бы появились какие-то варианты. Сижу враскорячку и верю, и не верю в чудо. Усталость веры. Удивительное дело, оказывается, и у веры может быть усталость.
Марату запросили восемнадцать лет. Могут дать лет пятнадцать. По крайней мере, меньше десяти не получит точно.
10 февраля. Брат нашелся в Нижнем Новгороде. Похоже, его, бедолагу, начали катать.
В сериале «Суд идет» увидел в роли прокурора своего адвоката. Забавно.
11 февраля. Работаю с маятником. Практически самостоятельно дошел, позже выяснилось, что это целая технология. Выяснил: оказывается, жил раньше. С 519 по 587 год жил в Европе, был не беден, не богат, занимался торговлей, был мужчиной, имел двоих детей. С 1110 по 1213 год жил в Европе, умер от старости, имел троих детей. С 1509 по 1617-й жил в России, был дворянином, жена, трое детей. И все это сказал маятник. Каково?!
17 февраля. Работаю на теплице, совмещая работу в библиотеке.
Вчера поймали трех побегушников. Пробегали всего четырнадцать часов.
21 февраля. Морозы. Брата продолжают возить.
Сон. Снилась Галина Яцкина. Меня выпустили на сцену в спектакле «Погоня». В ужасе иду по сцене. Текста не помню совершенно. Впроброс партнерам говорю:
— Хотелось бы текст освежить.
— Какой? — спрашивают.
— А весь.
И тут раздается голос Яцкиной:
— А не нужно ему ничего освежать. Пусть так идет.
Забавно, что перед этим сном ее показывали по телевизору.
