и было рассчитано, оказались заложниками собственной юридической системы. Эрзе Меллириан нашла в городе того, кто смог переиграть их на их же поле.
— А мои родители? То, что они поженились, тоже проект бабули?
— Да. Теодан Колловски оказался самой удобной фигурой для удержания латифундии, а его таланты механурга и связи в Кисгодоле и Жерле позволили нам получить оружие.
— Значит, — грустно констатировала Марва, — наша семья проект, а я проект проекта. Чудненько.
— Ты хотела узнать, каковы драу. Ты узнала. Если тебя это утешит, твои родители хорошо относились друг к другу и к вам.
— Рационально хорошо?
— Разумеется.
— Пожалуй, я останусь при своей нерациональности. Буду спасать Минтару, любить брата, чесать за ухом Шмыглю, искать средство помочь Дулаан-Заху, читать книжки для удовольствия, пить вино для веселья, а однажды в кого-нибудь влюблюсь, выйду замуж и рожу детей! И это не будет «план плана плана»! Буду любить их и баловать, а не выращивать преемников для миссии драу, отправляя учиться в мраков Кисгодоль!
— Альвираху плевать на наши желания, — пожал плечами дядя. — Здесь случается то, что случается, а мы всего лишь пытаемся выжить. У Жозефы есть на этот счёт любопытная теория, поинтересуйся. Хотя она расскажет тебе, даже если ты попытаешься заткнуть уши.
— А какая она, Жозефа Медвуль? — спросила Марва. — Я так поняла, вы знакомы?
— Мы знакомы, — кивнул драу. — И она абсолютно безумна.
— А я слышала, что гениальна!
— Это совершенно одно и то же.
Глава 24
Время повеселиться!
Назвать посадку дварфийского «вертокрута» «мягкой» язык бы не повернулся даже у того, кто не откусил бы его при ударе об землю. Эдрику повезло — язык остался при нём. Это единственная хорошая новость. Падая вниз в быстро вращающемся медном бочонке, он расстался с содержимым желудка, которое равномерно распределилось по стенам, а теперь капает на лежащего ногами кверху пассажира.
Ударившись об землю, летательный аппарат подпрыгнул, потом упал снова, потом покатился… Теперь валяется на том боку, к которому кресло обращено спинкой. Где именно случилась посадка, неизвестно, потому что окон нет, а дверь заклинило. Эдрик уже добрых (нет, недобрых, пожалуй) полчаса пинает её ногами, пытаясь отстегнуться, но замки тоже зажало. В конце концов, немыслимо изогнувшись, он дотянулся до сумки, подтащил её к себе и, вытащив нож, перерезал ремни. Сразу стало свободнее, удалось выбраться из кресла и, встав во весь рост, упереться в дверь плечом. Упрямая железяка не поддалась. Пришлось взять ружьё и колотить прикладом, пока полотно не деформировалось достаточно, чтобы распахнуться вверх.
— Я тебе что, огровская дубина? — недовольно пробурчал Дес, когда Эдрик облегчённо сполз с медного бока на землю. — Ружьё, если ты забыл, используют совершенно иначе!
— О, так ты ещё со мной? А я уже мысленно попрощался.
— Однажды этот счастливый день настанет, но пока я тут.
— Почему не отвечал?
— Был… Ну, пожалуй, ближайшим понятным тебе аналогом будет «без сознания». В некрополе оказалось магополе такой интенсивности, что меня оглушило, как молотком.
— То есть, что было до того, ты знаешь?
— Ну…
— Дестинар Интендерис!
— Хозяин, ты уверен, что хочешь это услышать? Тебе, пожалуй, не понравится…
— Я торчу возле здоровенной медной дуры в пустошах, на мне заблёванная одежда для официальных приёмов и туфли, наименее подходящие для прогулок по снегу, ветром меня унесло мрак знает куда, я понятия не имею, в какой стороне латифундия, а в Бос Турохе, который хотя бы виден вдали, мне теперь точно не будут рады. Мне уже это не нравится! Вряд ли эту историю можно чем-то ухудшить.
— Ох, хозяин, боюсь тебя огорчить, но…
* * *
«Ну и оборванец! Этот парень вообще не умеет стильно одеваться!» — сказал некто, практически неотличимый от Эдрика, посмотревшись в зеркало. Пригладил рукой волосы, просвистел незатейливую мелодию, подхватил с кресла ружейный чехол и рюкзак, подмигнул своему отражению, зашагал к двери. На пороге остановился, заглянул, улыбнулся, сказал: «Время повеселиться!» — и решительно шагнул внутрь.
— Ну, приветики, Бессмертный Двор. Хотели видеть? Так я здесь! — парень, широко улыбнувшись, шагнул в центр окружности, ограниченной стоящими вокруг тронами. — Шестнадцать Высших! Все тут! Какая мракова честь! И что вам надо от скромного фермера из пустошей?
Троны расположены пятью группами по три, плюс один отдельный, видимо, главный.
— Эдрик Колловски, сын Теодана и Нетрис Колловски, наследник майората Тенебрис, называемого также «латифундия Колловски», — провозгласил председательствующий. — Ты ли стоишь перед нами?
— Во плоти, скажем так, — уклончиво ответил человек в центре круга. — С кем имею честь?
— Бессмертный Двор не называет имён. Сегодня моя очередь возглавлять это собрание, и этого достаточно.
— Экие скромняги! — восхитился тот, что похож на Эдрика. — А чего вы такие… ну… несвежие-то? Неужто к бессмертию вечной молодости не прилагалось?
Эльфы (а особенно ондоры, самые долгоживущие из всех) внешне не меняются очень долго, и увидеть действительно старого эльфа мало кому довелось. Эти кажутся именно старыми. Белые волосы изменили оттенок и стали седыми, поредели, оставив своих владельцев почти лысыми, кожу избороздили морщины, а уши, по-эльфийски острые, вытянулись и кажутся непропорционально большими. Обычно эльфы так выглядят уже на самом склоне дней перед тем, как покинуть сей бренный мир, но у этих «склон дней», похоже, превратился в равнину, по которой они будут брести вечно.
— Мы не будем обсуждать это, — недовольно сказал председатель.
— А что будем?
— Эдрик Колловски! Мы вызвали вас сюда, чтобы задать несколько вопросов и озвучить приговор. Сразу предупреждаю, собрание Бессмертного Двора является высшей инстанцией Бос Туроха, и вынесенные им решения оспорены быть не могут. Ваше дело рассматривается им, в силу своей государственной важности, по упрощённой процедуре, вне рамок соревновательного процесса, в режиме высочайшего трибунала.
— Вообще-то у этого дурня… ой, то есть у меня, есть юридический представитель!
— На трибунале нельзя никого представлять, все являются лично. Также на трибунале нет адвокатов, присяжных и судей. Есть только мы, Бессмертный Двор.
— То есть что хотите, то и творите, понятненько…
— Наши решения абсолютны, неоспоримы и неотменяемы, поскольку наше слово и есть Закон.
—