и уничтожил. Да ещё и потомством обзавёлся на радость папе. Как? У него не было шансов! – переходит на крик, словно я могу объяснить, по какой причине наступила беременность, которую не планировала.
– Если ты убил Яниса, – произношу с трудом, – зачем тебе я?
– А ты не понимаешь, глупая? – заботливо заправляет за ухо выбившуюся из небрежного хвоста прядь. Забота обманчива, потому что во взгляде Эрнеста ярость, которая выльется на меня. – Он мёртв. Отец, конечно, погорюет, но теперь есть внук. Единственное, что осталось от идеального сына. И если старший брат перетягивал на себя часть одеяла, то твой ребёнок заберёт у меня всё. Он станет самым важным человеком, а я снова буду отодвинут. Роль второго плана меня давно не устраивает. Поэтому придётся избавиться от тебя, чтобы больше ничто не мешало мне быть единственным. Но сначала мы вместе посмотрим на труп твоего папочки, – наклоняется над моим животом, видимо, уверенный, что его услышат. – Его скоро привезут, – подмигивает и идёт к двери, попутно сдёрнув Ольгу со стула.
Не заботясь о матери, тащит её за волосы, подталкивая в спину. Слышу Ольгу, выкрики Эрнеста, доносящиеся отдельными бессвязными словами, а затем глухой удар и жалобные всхлипы. Не знаю, что послужило причиной такому резкому сдвигу, но стоит принять всерьёз его угрозы. И если в Швеции он казался беспомощным, то десять минут назад я видела перед собой человека, который определился и пойдёт до конца.
Всё ещё не могу принять информацию о смерти Яниса. Я видела фото, но не представляю, что его больше нет. Чувствую его, хочу, чтобы всё сказанное оказалось жестокой ложью. И в какой-то момент осознаю, что нужно выбираться. Сейчас. Тело меня плохо слушается, и вряд ли босая я могу уйти далеко, но стоит попробовать.
Сделав выводы из событий последнего месяца, могу точно сказать – нужно пробовать. Даже если ситуация тупиковая, а просвета не видно, попытаться стоит. Проще всего сдаться, объяснив самому себе собственную слабость и невозможность действий. Но если бы я сдалась, скорее всего, закончила бы жизнь ещё месяц назад или же в подвале, а возможно, в Швеции. Но каждый раз что-то подталкивало меня к действиям, на первый взгляд нелогичным и заранее проигрышным, но в итоге всё получалось.
Вот и сейчас осматриваюсь в надежде найти хоть что-то, способное помочь освободиться. На одном из прутьев стула, стоящего рядом с кроватью, замечаю кусочек проволоки, кончики которой связаны плотной косичкой. С трудом занимаю сидячее положение, скуля от боли, чтобы дотянуться, и откручиваю, что сделать левой рукой оказывается не так просто. Посматриваю на дверь, прислушиваясь к звукам, и спустя время добываю предмет.
Как там в фильмах показывают? Немного подвигать в замке наручников, и замок откроется. Надежды мало, но а вдруг… Хаотично тыкаю проволокой, стараясь нащупать какую-то выемку или пустоту, но ничего не происходит. Не могу сосредоточиться, потому что тело ноет, напоминая о ранении, а левая рука не восстановилась на сто процентов после недавнего перелома. Несколько раз позволяю себе минутный отдых, а затем вновь принимаюсь за дело. Почти отчаявшись, всхлипываю и кляну Эрнеста, который разрушил всё, что казалось мне свершённым. Пробую ещё раз, и ещё, и снова…
Ольга врывается настолько неожиданно, что не успеваю занять исходное положение. В глазах женщины паника и страх, а на губах следы крови, вероятно, после удара. Эрнесту плевать на мать, которая поддерживала сына все эти годы, жертвуя, возможно, всем. Он целенаправленно идёт к цели, устраняя препятствия, не позволяющие занять место на пьедестале.
– Я… Я ничего не делала… – мямлю, сжимая в кулаке «отмычку».
И, кажется, что Ольга окликнет сына, рассказав о моей затее, но она достаёт ключ, чтобы освободить меня от наручников.
– Я его отвлеку, а ты беги. Лучше в лес, там затеряться проще. Четыре километра по прямой и выйдешь к трассе. Там кто-нибудь подберёт, – быстро произносит, посматривая в окно.
– Он вас убьёт.
– Не он, так Герман. Яниса он не простит. Никому. Так что лучше Эрнест, чем муж, – недолго буду мучиться.
– Зачем вы это для меня делаете?
– Не для тебя, – качает головой, помогая мне подняться, – пусть у Германа останется хотя бы внук, иначе он не выживет. Стой здесь, – оставляет меня возле двери, – я позову Эрнеста в дальнюю комнату. Как только услышишь, что дверь закрылась, беги.
Кивком даю понять, что приняла информацию, но с трудом верю, что смогу преодолеть четыре километра. Рана свежая, и каждое движение разносит по телу пронизывающие импульсы. Но постараться стоит, потому что шанс, дарованный Ольгой, для меня единственный на спасение. Зовёт сына, увлекая в другую комнату и не позволяя заглянуть ко мне. Мне кажется, он кого-то ждёт. И правда, он обещал показать тело Яниса…
Заветный щелчок, приглушённые голоса, и я протискиваюсь в двери, чтобы выскользнуть на улицу. Несколько метров дорожки, калитка и лес, до которого ещё нужно добраться, потому что из окна он казался намного ближе. Небольшая канава, в которую я сваливаюсь, ткнувшись раной в какую-то ветку. Поднимаюсь, не обращая внимания на слёзы, тихий скулёж и мелкие предметы, врезающиеся в ступни.6ca3ac
Дежавю. Босая, почти голая, без документов и надежды на спасение, бегу по сухой листве, шелестящей под ногами и отдающей звуками безнадёжности. Тяжело дышать, а рана саднит всё сильнее, но я стараюсь не обращать внимания, а затем приходится ускориться, потому за моей спиной раздаются выстрелы. Пули прилетают по стволам деревьев аккурат рядом со мной, а отлетающие щепки заставляют шарахаться в стороны. Сейчас я в роли добычи, которую выпустили в лес, заранее просчитав путь её следования. Слышу мат и истерические крики Эрнеста, который, кажется, следует по пятам и вот-вот настигнет. Ещё несколько выстрелов, но уже далеко от меня.
Силы покидают, а боль в боку становится нестерпимой настолько, что приходится согнуться и двигаться в таком положении. Ещё через время картинка начинает расплываться, и мне мерещатся фигуры за стволами деревьев, в каждой из которых я вижу Эрнеста. Подкатывает тошнота, а затем и вовсе будто свет гаснет на пару секунд, выбивая из реальности, и вспыхивает тысячью неоновых ламп, бьющих по глазам.
Замедляюсь, не в силах продолжать гонку, цепляюсь за сухую ветку и лечу на землю. Раскинув руки в стороны, пытаюсь открыть глаза, взгляд упирается в пасмурное осеннее небо. Не сразу понимаю, что издаю протяжные хрипы в стремлении отдышаться. Конечности не слушаются, а попытки подняться не имеют успеха. Поэтому ползу, шаря ладонями по сухим листьям, но двигаюсь, пока не утыкаюсь в дерево, на ствол которого опираюсь спиной.
Чёрт
