Я выпиваю залпом стакан и отдышавшись начинаю свой рассказ. Смотрю в одну точку, не решаясь поднять глаза на родителей. Скороговоркой описываю все, что между нами произошло. Мой рассказ прерывали лишь остаточные всхлипы.
Папа молча встает со стула и выходит из кухни. Надеюсь, что он пошел курить, а не сворачивать Демину шею. Сейчас, когда я понимаю, что не все нити порваны мой организм выдает безумную усталость громким зевком.
Звук захлопнувшейся балконной двери заставляет вздрогнуть но вместе с тем приносит облегчение: папа ушел курить.
Мама убирает со стола.
— Можно я пойду отдыхать, мам — робко спрашиваю поймав ее кисть. — надеюсь моя комната до сих пор моя? — добавляю немного юмора, что бы разрядить обстановку.
Взгляд мамы теплеет.
— Да мы ее уже таджикам сдали так-то — пожимает плечами и выдает легкую улыбку. Соскакиваю с места и сжимаю маму в крепких объятиях. Мне снова хочется плакать.
Она ловит мою руку и пару раз хлопает по ней.
— Ты не против, если я их выгоню? Устала безумно…— шепчу.
Мама тихо смеется, я целую ее в щеку и улыбнувшись исчезаю в проеме кухонной двери.
Усталость из меня вышибает очередной зевок.
Заваливаюсь к себе в комнату и с жадностью втягиваю «кукольный воздух». Здесь пахнет детством, безопасностью и папиной защитой. Мне нравится этот запах.
Быстро скинув с себя одежду и переодевшись в пижаму я сворачиваюсь клубком. Запрещаю себе думать о Демине и анализировать свои поступки. С кем с кем, а с совесть встречаться я сегодня точно не готова.
Дверь осторожно открывается впуская тонкую полоску света.
Отрываю голову от подушки и ловлю взглядом папу.
— Давай быстро поставим. — смущенно произносит и шприц мне показывает.
— Пап… — жалобно хнычу — может не будем. Знаешь же, как я боюсь уколов…
Папа располагается на моей кровати и взглядом мне показывает переворачиваться.
— Надо. Вон до сих пор всхлипываешь.
Я оголяю ягодицу и зажмурив глаза жду боли. Сердце замирает, когда влажная спиртовая салфетка вертикальными движениями проходится взад-вперед.
— Ммм…— короткое возмущение и я свободна.
Место укола неприятно щиплет и я от досады хнычу.
Слышу, как на тумбочку приземляется шприц.
Собираюсь перевернуться, но папины пальцы круговым движением проходятся по месту укола.
— У сороки боли, у вороны боли, у Никуши все заживи — до слез родной баритон забирается глубоко в сердце и я вновь всхлипываю. Резко разворачиваюсь на кровати и обнимаю папину шею.
Я тебя так люблю! — пищу ему в домашний свитер. — прости меня за все, пап…
Папа сглатывает и несколько секунд молчит, а потом я чувствую, как спину обвивает теплая рука.
— Я тебя тоже люблю…— папа произносит слова осторожно, словно священную клятву.
Я тяну счастливую улыбку, но оторвавшись от папы замечаю на его лице усталость вперемешку с обидой. Это вмиг гасит мое веселье.
— Папа, Вадим не сделал ничего плохого, правда. Он меня замуж хотел позвать…
Папа молча кивает. Затем целует меня в щеку и пожелав мне спокойной ночи выходит из комнаты.
Я знаю, он не простил Демина.
Его обида будет долгой. Потому что все папы болеют за своих дочерей. А мой сейчас такого додумает…
Комната окутывает меня тишиной. Приваливаюсь к спинке кровати стаскиваю с тумбочки телефон и проверяю сообщения.
Тишина.
Открываю список контактов, нахожу там нужные цифры и долго вглядываюсь в фотографию абонента.
— Спасибо тебе за все…— делаю глубокий вдох и удаляю номер.
Прощай, Тем…
Глава 31
Вадим
После ухода Ники на меня обрушилось невыносимое чувство вины. Весь рабочий день в голове вертелись одни и те же мысли: как все исправить?
Работа двигалась по накатанной: аккуратный разрез, прозрачный имплант, ювелирный шов…
Но вот в голове один и тот же образ— потерянное лицо мажорки.
До конца рабочего дня мое обеспокоенное сердце выдержать не может и я принимаю решение вновь перенести запись.
Не серьезно! Знаю! Но это мне сейчас кажется единственным правильным решением.
Чувствую свою вину и очень хочу все исправить. От мыслей, что густой массой забивают мозг у меня начинает болеть голова.
В машине, в аптечке должны быть таблетки. Надо обязательно принять, иначе годного сюрприза моей девочке не увидеть. А мне вдруг хочется ее удивить.
Сюрприз организовываю быстро, потому что все складывается удачно. Дашка выполняет роль феи— помощницы. Как-то узнает размер нужного мне пальчика и сливает адрес, по которому я смогу найти свою девочку.
Честно, от волнения у меня долбится сердце в груди…Не помню и не хочу вспоминать с какими чувствами я делал предложение Леське. Я просто чувствую -то, что сейчас глубже, сильнее и… как будто навсегда…
Конечно надеешься, что свадьба будет один раз и на всю жизнь. Но тут… Тут меня унесло настолько вглубь наших эмоций, что я даже пару раз представлял Нику с животом.
Видимо, готов к родительским обязанностям.
Стою у Дашкиного подъезда, в уме прикидывая успела ли Вероника добраться.
Вытягиваю пачку из кармана куртки, решив выкурить одну сигаретку –волнуюсь.
Делаю затяг и дым застревает где-то по пути к гортани. Он обжигает, разъедает внутренности до мяса.
На меня из незнакомого автомобиля смотрит смущенная и растерянная Ника.
Дежавю долбит по вискам.
«Притопали, блядь»!
До меня не сразу доходит, кто сидит за водительским, но приглядевшись мне даже горько усмехнуться хочется. Это какая-то карма?
Леську с бывшим застал однажды, Вероника сейчас с бывшим приехала.
Внимательно смотрю на Нику и сигарету затягиваю. Я дипломат и кулаками машу в самых крайних случаях.
Прошлый-был жуткой ошибкой, который мог стоить мне карьеры. Не буду нагнетать, спокойно поговорю и все выясню. В конце концов Артем Веронику мог просто подвезти. Мог ведь?
Приглядываюсь в огромные глаза напротив и понимаю— я заблуждаюсь. В груди словно что-то дает трещину и тонкая стрелка ползет во все стороны, разбивая на мелкие осколки все предположения, которые я только что тут выстраивал. Мажоркин пугливый взгляд выдает ее с потрохами — накосячила. Воздух противно щекочет нос…
Да ладно, блядь…
Хочется вытряхнуть обоих из тачки и учинить расправу. Его бы я отпиздил, а эту мелкую овцу заставил смотреть, как я выбиваю из ее «ухажера» весь воздух.
Вот правда, мне бы, сука, было по хер на ее крики и слезы.
На Леськины было по хер.
Помню с трудом тогда ее простил. Поверил, что между ними не было ничего.
А оказалось очень даже было.
