меня и, в отличие от простых людей, совершенно не испугался, а среагировал скорее как голодный пёс на кусок мяса.
С пугающей скоростью колдун внезапно запрыгнул на стол и тут же сиганул в мою сторону. Я одновременно отшатнулся в себя духом и отпрянул телом, да так сильно, что чуть не свалился на пол. Пришлось делать шаг назад, чтобы восстановить равновесие. Выдернув из потайного чехла покрытый серебром кунаи – единственное оружие, которое оставили мне монахи, – я приготовился к бою. К счастью, отбиваться коротким кинжалом от колдуна не пришлось. Оказалось, что дураков в этой обители не водилось, и пленник был прикован за ногу толстой цепью, которую я не заметил. По ушам ударил звериный рык разочарования. На шум тут же вбежали монахи и накинулись на пленника, обездвиживая его. Даже боюсь представать, что бы он с ними сделал, если бы не связывающие его силу молитвы. Почему-то была уверенность, что даже такая толстая цепь не выдержала бы, разверни он во всю ширь свою алую ауру, похожую на короткие крылья. В небольшом помещении воцарился бедлам, и отец Никодим от греха подальше потащил меня в коридор. За нами тут же последовал благочинный. Он достал из складок своей рясы костяной нож и протянул мне:
– Делай что должно, отрок.
Я сначала посмотрел на нож, затем на священника. Для пущей убедительности убрал руки за спину и как можно мягче сказал:
– Нет.
– Что значит «нет»?! Не играй с огнём, мальчик, – с неожиданной злобой зашипел на меня потерявший самообладание священник.
Удивился не только я, но и стоящий рядом отец Никодим. Он то ли крякнул, то ли кашлянул, привлекая к себе внимание. И этот звук немного приободрил меня.
– Простите, но тот человек сказал правду, – понимая всю боль благочинного, я всё ещё старался говорить мягко, хотя внутри и клокотало раздражение. – Там нечего изгонять. В нём нет чужого духа.
– Тогда какой от тебя толк?! – отчаянно закричал враз сильно постаревший священник и, ухватив меня за грудки, начал трясти. – Зачем я вообще с тобой возился?
Учитывая, что он был ниже меня и куда легче, выглядело это нелепо, но я и не думал сопротивляться, понимая всю степень его отчаяния.
– Ваше высокопреподобие! – громко сказал, почти окликнул отец Никодим, и это подействовало на благочинного отрезвляюще. Он отпустил меня и даже сделал шаг назад. Затем наградил тяжёлым взглядом и строго спросил: – Ты в этом уверен?
– Абсолютно, – со вздохом ответил я, но взгляд не отвёл, смотрел твёрдо и уверенно. – Если там кто-то и был, в чём я сомневаюсь, то сейчас слился с его духом. Разделять и удалять нечего. Такое я видел лишь раз, у колдуна. Так что он изменил себя сам, но понятия не имею, каким способом.
Священник не стал спорить, и вообще мне показалось, что он давно всё понял и лишь отчаянная надежда толкнула на очень непростое мероприятие с риском не только для нас с отцом Никодимом, но и для его собственной репутации. И мне действительно было очень жаль, что я так и не смог помочь.
– Что же, тогда вам больше нечего здесь делать, – с угрюмой решительностью заявил благочинный и протянул нож отцу Никодиму, а затем развернулся и ушёл в келью, откуда ещё доносился шум уже не борьбы, а какой-то возни.
Я осознал, что даже думать не хочу о том, что сейчас там произойдёт, и тем более видеть это, так что поспешил вслед за батюшкой, изнывая от желания как можно быстрее оказаться на свежем воздухе.
Летняя ночь встретила нас половинной луной, низко висящей над лесом, и россыпью ярчайших звёзд. Мы оба почти одновременно глубоко вздохнули. Через пару минут отец Никодим оторвал взгляд от неба и, как совсем недавно благочинный, протянул мне нож рукоятью вперёд. Я сразу понял, что значит этот жест. Похоже, церковь решила умыть руки и отпустить меня в свободное плавание. А нужно ли мне это? Внезапно возникло малодушное, но яростное желание схватить шаманский нож и зашвырнуть его в реку, но я даже не успел начать бороться с этим порывом, как он растаял без следа. Вспомнились глаза Василисы, когда она очнулась. Там залегли глубокие следы запредельного ужаса, от которого она, вполне возможно, и не оправится никогда. Вряд ли у меня получится жить праздной жизнью, ведь я буду понимать, что мог спасти от подобной участи кого-то ещё, но не стал этого делать, потому что побоялся ответственности и риска.
Упрямо сжав губы, я решительно забрал нож и сунул его в чехол на поясе. Похоже, тягостные размышления ярко отразились на моём лице, потому что отец Никодим по-доброму улыбнулся и сказал:
– Не бойся, я всегда буду рядом. Ещё надоем своей опекой. Да и благочинный остынет и поймёт, что наше дело праведно. Я отринул сомнения, потому и понял, что на поводке тебя действительно не удержишь. Либо полное доверие, либо вообще ничего не получится. Договор? – протянул мне руку священник в привычном для ушкуйников жесте.
– Договор, – ответил я и пожал старческую, но отнюдь не слабую ладонь.
