дел⁉ Я… я нашёл цветок! Уже готовят зелье в твоей Академии.
И тут я вдруг взвыл. Понадеяться на Руяну или вырвать её и увезти в Академию, пока не поздно⁈ Хотя есть третий вариант. Забрать готовое зелье и споить ей прямо у Руяны, тогда я нарушу слово. Жрица же просила не беспокоить до завтрашнего утра.
— Дарью лечит жрица, зелье уже не нужно, — ответил ему, приняв нелёгкое решение.
— Жрица? Доверяешь ей? — Спросил Пересвет с надеждой.
— Да, как тебе, — выдохнул.
— Говорят, ты искал меня…
Рассказал ему, что Стрижа почти накрыл, но упустил по глупости. Пересвет не стал критиковать за безрассудство, но в глазах я выловил укор.
Весь долбаный день тянется резиной, как целая неделя. Видя мою озадаченность, никто не лезет со своими вопросами и проблемами. Одна только рыжая Леся проявляет нетерпение и пытается заговорить со мной при любой возможности.
— Прости, сейчас совсем не до тебя, — отправляю её прочь.
Уходит, обижается ещё. Но мне плевать.
Ещё до рассвета отправляемся к Руяне вместе с Пересветом. Ночью не смог уснуть, пришлось приложиться к вину, выдул в одно рыло целую бутылку. Судя по разбитому виду, витязь в дворовой казарме тоже не уснул.
На опушке леса развёрнуты две палатки, караул бдит. Как на иголках жду ещё сорок минут, пока не багровеет небо.
— Жди здесь, — сказал витязю, которому ещё по дороге объяснил условие жрицы.
— А может я… — но Пересвет, как маленький, надеется на что–то.
Иду один, сердце долбит лихорадочно. Но надежда тлеет в груди, как неугасаемый уголёк. Я принял решение, это моя ответственность. Впервые мне так страшно за человека.
Руяна встречает меня на этот раз у своего шалаша, а не возникая за спиной, как прежде делала. Пытаюсь прочитать по её лицу. Она серьёзна, она непроницаема.
— Просто скажи мне да или нет.
Кивает и уходит обратно в шалаш.
Камень с сердца! Мир вокруг снова радует меня, он наполняется красками. Спешу за Руяной. Обхожу шалаш со входа, поднимаю лиственный полог и вижу Дарью, она полусидит, очень слабая на вид. Но ей хватает сил открывать рот, куда Руяна по ложечке заливает свой отвар.
— Ну как ты? — Спрашиваю с трепетом на сердце.
Дарья смотрит на меня отстранённо. Щурится, кивает с лёгкой улыбкой. Какая–то пьяная. Главное, что живая! Кошки облепили её вокруг, мурчат активно, будто в роли печек назначены жрицей.
— Она побудит у меня ещё пару дней, — говорит жрица. — Так будет лучше.
— Дарья? — Зову подругу.
— Она ещё не пришла в себя, ей всё сон, — объясняет Руяна. — Не тревожь её сейчас. Убедился, что жива, уходи.
— Да, да, конечно, — послушно отступаю.
Но уйти не могу, просто стою у шалаша, не зная, куда себя деть. Вскоре Руяна выходит ко мне и зовёт за собой.
— Это была руна, наделяющая наконечник любой стрелы особым проклятьем, — поясняет. — Против одной руны может встать лишь другая. Награда или клеймо, судить уже твоей Дарье.
— Ты о чём? — Насторожился.
— Не строй из себя глупого, — бросает строго. — Оставь это место. Сейчас его сила должна идти на пользу твоей сестрицы. Если ты желаешь ей блага, послушай меня, Ярослав.
— Теперь я твой должник, — говорю напоследок.
— Тогда решим, что мой долг уплачен твоим, — заключила Руяна.
— Как скажешь, — вздохнул я.
— Ты расстроен? — Вздёрнула брови.
— Нет, я просто устал. Вчера достал–таки этого Стрижа и изуродовал его тело, лишив большей части рабочих рун. Но он улизнул от меня в кармане Изнанки. Хитрый гадёныш.
— Рада слышать, что он поплатился своей силой, — улыбнулась Руяна. — В Изнанке, что в Нави, там хуже смерти. Вылезет ли он оттуда, я не ведаю. Но считать его мёртвым пока не стоит. Будь осторожен, Ярослав.
— Спасибо, сестрица, — поклонился ей, развернулся и пошёл.
Только сейчас заметил, что она прикопала здесь взятые откуда–то кустики дикой смородины. А ещё я вижу целых три грядки со всякой зеленью. Не удержался, встал уже на выходе с её поляны. Пустил корни под землю и по границам вырастил ей кусты малины, красной, чёрной и жёлтой смородины. Прямо уже с плодами. Яблоньку сладкую вытянул, куст черешни. Духи помогли всё это в систему вплести, чтоб не завяло. Пришлось поумерить пыл пары деревьев, нейтрализовав их корни, и кустарников обычных упразднил малость. С каждым разом всё больше в этом понимаю.
Я не смотрел при этом на жрицу, но чувствовал её взгляд то у себя на затылке, то по сторонам, где вытягиваются кусты.
— Сам сын Ярило пожаловал, — прошептала Руяна, когда закончился шелест листвы. — Славься, бог сил природных. Пощади деву свою опороченную…
Обернулся, а она на земле в три погибели сложилась. Лбом в землю и лица не поднимает. Ну что за дела⁈ Может, она и не мне молится? Пребывая на волне, тюльпанов ещё вырастил, прямо вокруг неё. Белых, красных, розовых и жёлтых. Да поспешил прочь. Надеюсь, с ума не сойдёт.
Пятьдесят единиц резерва ушло на такое садоводство. А сколько удовольствия от созидания!
Как увидел просвет из леса, издали и крикнул:
— Дарья жива! Всё хорошо!
— Сюда моя голубушка! — Побежал на меня Пересвет, едва ли не снося кусты с деревьями.
Объяснил ему, что ещё на двое суток оставлена наша голубушка на реабилитацию. С трудом согласился, счастливый детина. Караул оставил на случай, если Дарья сама выйдет. Распорядился новую смену сюда поставить и телегу дежурную в готовности держать. Пересвет и остался караулить с простыми бойцами. Спорить я не стал, раз ему так спокойнее. Но слово с него взял, чтоб к жрице не совался.
К вечеру пятнадцать лошадей разбойничьих с деревни доставили. А я про них уже забыл на радостях. Осмотрев их, Ефим заключил:
— Хороши, животины.
Решили всех в кавалерию перевести. Исходя из реалий мобильные войска надо наращивать. Теперь конницы у меня ровно сотня. А вот дорожная дружина поубавилась на пять человек. Но с этим я решу позже.
С лошадьми дед привёл и шестерых крепких на вид мужиков из своей деревни.
— Говорят, работа у тебя есть, барин, — пробурчал один из них. — Мы всё умеем, только скажи.
Поручил дружиннику отвести всех к Иллариону. Работа всем найдётся с жильём тоже не