пытается держать себя в руках, и от этого его трясло еще больше. Казалось бы, они поговорили. И откровенно. Откровеннее не бывает. Но… он выругался про себя и вздохнул.
– Мать начала заниматься организацией похорон. Думаю, через два-три дня все решится.
Она кивнула. Снова повисла пауза. Невозможно. Это походило на какую-то изощренную пытку. Марк кое-как запихнул в себя тост, залпом допил кофе, резко поднялся. Янссенс почему-то тоже вскочила, как будто он ее торопил, и…
– Черт!..
Чашка с недопитым кофе, которую она неловко зацепила, упала на пол, осколки со звоном разлетелись по старым кафельным плитам.
– Ох, простите, я… я сейчас…
Она бросилась подбирать осколки, и Марк уже просто больше не смог.
– Хватит! – рявкнул он, подхватив Алис и поставив на ноги. Прижал к себе и заглянул ей в глаза: – Невозможно! Мы даже о деле поговорить…
– Я не могу так! – перебила она так же отчаянно, сбивчиво, непонятно, тоже глядя прямо на него. – Я… я хочу! Я сейчас поняла, что хочу, как только вы сказали… и я не позволю, чтобы он мне портил жизнь и дальше! Я устала бояться, я не выдержу, если… никогда! Я хочу… по-настоящему! Только я… – Она вдруг всхлипнула и выпалила сквозь слезы: – Я не умею! И… боюсь!
Марк стиснул ее, поцеловал в нос, и в щеки, и в мокрые от слез глаза, и в губы, которые она тут же подставила, сама целуя и ловя поцелуи. Алис мгновенно обняла его за шею, прижалась изо всех сил, потянулась, словно стремясь вскарабкаться на него, а Марк подхватил ее на руки и дальше уже не понимал, что делает. Он вообще ничего не понимал, кроме того, что она снова его целовала. Снова отвечала ему. Взахлеб, отчаянно, одержимо. Кажется, они сшибли по дороге кухонный стол: что-то хрустнуло, грохнуло, зазвенело и покатилось по полу, потом чуть не врезались в дверь – Марк успел прикрыть рукой голову Алис и даже не заметил, как ссадил костяшки пальцев о косяк.
Они ткнулись во что-то еще пару раз, налетели на книжный шкаф, прежде чем оказались в гостиной. Он рухнул на диван, все так же прижимая к себе Янссенс, девчонку, свою девочку, усадил ее к себе на колени.
– Боже… – выдохнула она, оторвавшись на мгновение.
Глаза у нее были шальные, потемневшие, с расширившимися зрачками, а губы припухшие и такие… что Марк не удержался и поцеловал ее снова. Все еще отвечая на поцелуй, она подвинулась, устраивась на нем сверху, наткнулась на его каменно напряженный пах и тут же замерла. Чуть отстранилась. Закусила губу.
– Я…
– Это не значит… ты мне ничего… не должна… – переводя дыхание, шепнул Марк. – Никакого продолжения. От эрекции еще никто не умирал.
– А тебе… не больно? – спросила она.
Он засмеялся чуть ли не со стоном.
– Мне приятно. Правда. Садись так, как хочешь. Как тебе удобно.
Это было самым невероятным сладким мучением, какое он только испытывал. Смотреть, чувствовать, как его девочка… пробует это. Осторожно, будто и в самом деле боясь сделать ему больно, приподнимается на коленях, придвигается, опускается – сначала чуть-чуть, потом смелее – и наконец…
– Ох, черт… – вырвалось у него.
Марк с трудом сдержался, чтобы не вжать ее в себя сильнее. Насадить прямо на член, черт, пусть даже их разделяли слои одежды. Но он ждал, пока она сама вдруг снова не обняла его и не ткнулась лицом в шею. Бедра у нее наконец расслабились. Она вся расслабилась, вся была в его руках, и ощущать это было просто… невероятно.
– Так хорошо? – спросил Марк.
– Угу.
– Не страшно?
– Нет…
Алис вся дрожала – от возбуждения и облегчения одновременно, он это чувствовал, чувствовал, что она переживает сейчас, – в первый раз позволив себе такое.
– Вот видишь. – Марк улыбнулся и погладил ее по спине. – Умница.
Она издала звук, похожий на стон и на всхлип одновременно, а потом легко, осторожно поцеловала его в шею.
– М-м-м, – довольно выдохнул он.
И она повторила. И еще.
– Вот и делай просто то, что хочешь.
Марк закрыл глаза, отдаваясь этой восхитительной пытке – чувствовать ее, держать в своих руках, хотеть сразу всё, но ничего не делать самому, каждую секунду умирая от желания.
Алис и в самом деле пробовала. И явно… наслаждалась. Он замирал от этих осторожных, сводящих с ума поцелуев, которые становились все смелее, увереннее, – в шею, в линию челюсти, в краешек рта – пока наконец она снова игриво не прикусила его нижнюю губу. Приглашающе. Дразняще. Марк чувствовал теперь этот вызов, такой же, как вчера вечером, – черт, она его соблазняла. Не боялась. Хотела.
Его не надо было приглашать дважды, он и так уже не знал, как вообще держится, и тут Алис решительно просунула язык между его губ и начала вытворять такое, что он больше не смог. Стиснув так, что она всхлипнула ему в рот, Марк вжал ее в себя крепко, с силой толкнулся бедрами, чувствуя, как она… черт, отвечает! Алис ему отвечала. Она двигалась с ним вместе и стонала, она как будто открывалась с каждым толчком, с каждым волнообразным движением бедер, с каждым все более глубоким и сильным касанием языка, и он почти перестал видеть, понимать, думать, слушая сейчас только ее. Слушая эту прекрасную музыку, играющую все смелее, которой он хотел бы наслаждаться бесконечно.
Мелодичный перезвон старых часов на стене показался оглушительным и прогремел на всю гостиную, словно набат.
Марк с усилием открыл глаза, пытаясь сообразить, что происходит. Алис уронила голову ему на плечо и тяжело дышала. Он поморгал, вглядываясь в циферблат.
– Черт! Мы давно должны быть в участке!
– Черт!
Вскочив, она принялась поправлять одежду и растрепанные волосы. Покачнулась, снова схватилась за его колено, и Марк ее поддержал. Алис выглядела полупьяной, да и сам он был словно в тумане. Как отчаянно влюбленный подросток! Хотелось немедленно стиснуть ее снова, снова целовать, снова чувствовать, как в ней разгорается огонь желания, снова ее слышать. Хотелось остаться с ней дома, черт возьми!
Марк встал, тоже кое-как привел себя в порядок, надеясь, что возбуждение скоро спадет. Хотя… Да чтоб тебя! Он с трудом представлял, как проведет весь день рядом со своей криминалисткой, не возбуждаясь каждую минуту.
* * *
– Жду вас через двадцать минут, – буркнул Деккер и пошел к себе в кабинет, махнув рукой Кристин.
Алис коротко кивнула, с трудом удержавшись, чтобы тут же не юркнуть в подсобку, прижимая руки к пылающим щекам. Надо вести себя как обычно. Но как можно
