У Эмили Аранделл болела голова. Дергало плечо. Ломило всетело. Но несмотря на физические страдания, мысль ее работала четко. Сознаниепрояснилось. Она вспомнила все.
Вспомнила все события, начиная с шести часов вечера…Повторила каждый свой шаг, вплоть до той минуты, когда, очутившись на площадкелестницы, хотела спуститься по ступенькам.
Нет, не может быть! Она, наверное, ошибается… Мало ли чточеловек может вообразить после такого происшествия.
Она попыталась, стараясь изо всех сил, представить у себяпод ногой скользкий мячик Боба…
И не смогла.
«Это все нервы, – сказала себе Эмили, – нелепые фантазии».
Но ее здравый, проницательный викторианский ум говорил, чтоэто совсем не так. Викторианцы отнюдь не были наивными оптимистами. Они умели сдостаточной легкостью поверить и в худшее.
Эмили Аранделл поверила в худшее.
Глава 4
Мисс Аранделл пишет письмо
Настала пятница.
Родственники уехали.
Они отбыли в среду, как и собирались. Один за другим ониизъявляли готовность остаться. Но все получили твердый отказ. Мисс Аранделлсказала, что хочет побыть одна. В течение двух дней после их отъезда Эмили Аранделлнаходилась в какой-то прострации. Порой она даже не слышала, о чем говорит ейМинни Лоусон. И, глядя на нее, просила повторить.
– Это она после шока, бедняжка, – говорила мисс Лоусон.
И сокрушенно добавляла, испытывая удовлетворение отнесчастья, которое внесло хоть какую-то живость в унылое их существование:
– Боюсь, она никогда уже не оправится от него.
Доктор Грейнджер, напротив, был совершенно другого мнения.
Он уверял мисс Аранделл, что к концу недели она сможетспуститься вниз, что, к великому счастью, она не сломала ни единой косточки,что она не представляет никакого интереса для настоящего солидного врача и что,будь у него все пациенты такими, ему пришлось бы немедленно отказаться от своейпрактики и подыскивать себе иное поприще.
А Эмили Аранделл отвечала старому доктору в том же духе –они были давними друзьями. С ней он не разводил церемоний, да и она откровеннопренебрегала его наставлениями, – однако оба они всегда получали удовольствиеот общения друг с другом.
После того как доктор с громким топотом удалился,престарелая дама долго лежала нахмурившись и почти не слушая болтовню МинниЛоусон, которая из лучших побуждений просто не закрывала рта. А затем вдруг,словно очнувшись, набросилась на мисс Лоусон.
– Бедный наш маленький Боб! – ворковала мисс Лоусон,склонившись над собакой, которая лежала на коврике возле кровати хозяйки. – Ине жалко тебе твоей бедной мамочки, ты причинил ей столько бед?!
– Не будьте идиоткой, Минни! – сердито гаркнула миссАранделл. – Где же ваше хваленое чувство справедливости? Разве вам не известно,что у нас в Англии любой считается невиновным до тех пор, пока не доказана еговина?
– Но ведь известно…
– Ничего нам не известно! – снова гаркнула Эмили. – Иперестаньте суетиться, Минни. Перестаньте хватать то одно, то другое. Вы неумеете вести себя у постели больного! Уходите отсюда и пришлите ко мне Элен.
Мисс Лоусон покорно выскользнула за дверь.
Эмили Аранделл посмотрела ей вслед и почувствовала легкоераскаяние. Минни, конечно, действует ей на нервы, но старается изо всех сил.
Мисс Аранделл нахмурилась.
Ей было ужасно жаль себя. Она относилась к числу техэнергичных, волевых старушек, которые привыкли решительно действовать в любойситуации. Но в данной ситуации она просто не знала, как ей действовать.
Бывали моменты, когда она теряла уверенность в себе и недоверяла собственной памяти. А посоветоваться было совершенно не с кем.
Полчаса спустя мисс Лоусон, преодолев на цыпочках скрипящиеполовицы, вошла в комнату с чашкой мясного бульона в руках и замерла внерешительности, увидев, что хозяйка ее лежит с закрытыми глазами. И тут ЭмилиАранделл вдруг резко произнесла:
– Мэри Фокс.
Мисс Лоусон едва от неожиданности не уронила чашку.
– Кокс, дорогая? – переспросила она. – Вы хотите, чтобы яподбросила угля в топку?
– Вы что, оглохли, Минни? При чем тут кокс? Я сказала: «МэриФокс». Я встретила ее в Челтнеме в прошлом году. Она была сестрой одного изканоников[6] кафедрального собора в Эксетере[7]. Дайте мне эту чашку. Не то выпревратите ее в блюдце. И прекратите ходить на цыпочках. Вы даже непредставляете, как это раздражает. А теперь спуститесь вниз и принесите мнелондонский телефонный справочник.
– Может, просто найти вам нужный номер, дорогая? Или адрес?
– Если бы я хотела, чтобы вы это сделали, я бы так и сказала.Делайте то, что я вам велю. Принесите справочник и поставьте возле моей кроватиписьменные принадлежности.
Мисс Лоусон поспешила выполнить приказания.
Когда она, сделав все, что от нее требовалось, выходила изкомнаты, Эмили Аранделл неожиданно произнесла:
– Вы славное, преданное существо, Минни. Не обращайтевнимания на мой лай. Он куда страшнее моих укусов. Вы очень терпеливы ивнимательны ко мне.
Мисс Лоусон вышла из комнаты порозовевшая, счастливо бормочачто-то под нос.
Сидя в постели, мисс Аранделл написала письмо. Она писалаего не торопясь, часто задумываясь и подчеркивая наиважнейшие слова, она то идело зачеркивала фразы и писала поверх зачеркнутого – ибо училась в школе, гдеее приучили не переводить без нужды бумагу. Наконец, облегченно вздохнув, онапоставила свою подпись и вложила листки в конверт. На конверте старательновывела имя и фамилию адресата. Затем взяла еще один листок бумаги. Но на сейраз сначала составила черновик, внимательно его прочла и, кое-что поправив, переписаланачисто. Еще раз перечитав все написанное, она, довольная результатом своихтрудов, вложила его в другой конверт, адресовав Уильяму Первису, эсквайру[8], вадвокатскую контору «Первис, Первис, Чарлсуорт и Первис» в Харчестере.
