к Вам идти… – сбивчиво сказала она и заплакала.
Еще ничего до конца не поняв, уже одеваюсь и вешаю на плечо свою «вызовную» сумку.
Ночь была не морозная, но выход сразу после постели на улицу очень бодрит и расстраивает одновременно – вроде ночь, надо спать, ведь утром на работу, а я сейчас такой «бодрячок поймал», плюс эмоции, которые мне еще предстоит испытать на вызове, точно не дадут больше уснуть.
Дом, «узником» которого оказался Коля, действительно выстыл. Минимум два дня печь не топилась.
Тамара Николаевна (мама Коли), как зашла в дом, сразу же упала на колени на полу и плача навзрыд громко повторяла:
– Коленька…, сынок, ты меня слышишь? Коленька…! Коля!?
Из подпола слышался тихий стон. Крышка по углам была прибита четырьмя гвоздями. Я окончательно проснулся, мысли в голове зашевелились с бешенной скоростью, рисуя мне картину под полами
– Тамара Николаевна, принесите мне топор или гвоздодер, можно лом. Надо полы открыть и быстрее. Разбудите соседей, нужно еще два мужика, когда его вытащим, надо в больницу его отнести (благо недалеко).
Женщина принесла из чулана топор. (хорошо что при расправе с Колей этот топор не попался на глаза братцам Тани, иначе я пришел бы только констатировать смерть).
Вставив лезвие топора в щель между полами и крышкой, я вскрыл подпол.
На дне неглубокого подпола, на боку и в позе «боксера» лежал Коля. Лицо было залито запёкшейся кровью, волосы на голове также слиплись от крови. Общее переохлаждение осложнялось черепно-мозговой травмой.
– …Коля…, Коленька,… сынок… – Тамара Николаевна начала спускаться к сыну, но я ее удержал:
– Бегите в больницу, скажите Ольге Юрьевне (дежурной медсестре), чтобы набирала ванну горячей воды в санпропускнике.
Женщина не слышала меня и все пыталась попасть к сыну, слезы текли но ее щекам. Я схватил за плечи и встряхнув ее, заглянул ей в глаза:
– Слышите меня! Надо бежать в больницу!! Набирать ванну горячей воды!!! Мы его принесем в больницу. БЫСТРЕЕ!!! – Громко сказал я ей в лицо. – Плакать будем потом! Ясно?
– Да.., да. Я поняла,.. я пошла, я сейчас… – Сказала она и выбежала за дверь.
Пришел сосед. С ним мы вытащили Колю из подпола. Из одежды на нем были брюки и свитер. Нашли в доме покрывало, положили на него больного, укрыли его и понесли в стационар.
Часы показывали 3 часа 40 минут.
Благодаря приобретенному водонагревателю ванна уже была готова.
Сняв с больного всю одежду, мы усадили его в ванну. Колю уже даже не трясло. Колени и руки его были притянуты к животу, глаза прикрыты, дыхание редкое. Температура тела в подмышечной впадине показывала 31,2 градуса по Цельсию. Частота сердечных сокращений 41 в минуту, пульс нитевидный. Говорить он не мог, только слабо стонал через равные промежутки времени:
– ммм-мааа-аа…, ммм-мааа-аа…
Постепенно повышая температуру воды, удалось вернуть Колю к жизни. Вода начала окрашиваться в красный цвет от крови. К счастью, переломов и проникающих ранений у него не оказалось. Через 4 часа он уже мог пить горячий сладкий чай.
Тамара Николаевна сидела в холле больницы и, сквозь слезы, рассказывала:
– Три дня назад встретила Таньку на улице без Коли, обычно они всё вместе ходят. Вчера я тоже ее одну встретила, а сегодня ночью вот не выдержала, пошла их проверить…, и вот.., тут такое…
– Тамара Николаевна, учитывая его состояние, он не мог Вам сказать «помогите» – сказал я. – Это сердце Ваше материнское его услышало. – Повернувшись, я пошел в свой кабинет надевать халат – начинался новый рабочий день.
Вот такие случаи бывают в работе сельского фельдшера.
Дядя Толя – ликвидатор последствий ЧАЭС
Всего на участке было трое ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС, но особенно мне запомнился Анатолий Павлович или, как я его называл, дядя Толя.
Дядя Толя был 1950 года рождения. Обычный деревенский мужик, всю жизнь работавший пастухом частного стада.
В 1986 году, в апреле месяце, 26 числа, произошла чудовищная, по своим последствиям, техногенная катастрофа. Со всего СССР были направлены люди для ликвидации этих последствий.
На момент самой аварии, дяде Толе было 36 лет. Молодой и здоровый мужик, никогда не выезжавший дальше райцентра, вдруг понадобился Родине. И поехал он в Чернобыль как и тысячи других принужденных «добровольцев» за своей «дозой мирного атома».
Прошло 19 лет. Наступил 2005 год. Анатолий Павлович уже не работал, а жил себе в доме со своей женой и двумя внуками. Занимался хозяйством, курил «Приму» и чуток выпивал (правда чуток -«пьяношатающимся» я его никогда не видел). В свои 55 он выглядел на 70. Страдал ХОБЛом (хроническая обструктивная болезнь легких) и гипертонией. Насчёт онкологии у него на тот момент ничего не было известно.
Несмотря на пожилой внешний вид, его глаза были всегда ясные, а взгляд добрый и лукавый. Так смотрят дедушки на любимых внуков.
Два раза в год он проходил курс стационарного лечения в условиях нашей СУБ (сельская участковая больница).
Однажды, после обхода, я вышел в больничную курилку покурить (тогда я ещё курил), где уже во всю «смолил» дядя Толя.
– Анатолий Павлович, а расскажи, что там в Чернобыле было? – обратился я к нему.
Дядя Толя глубоко затянулся и начал рассказывать:
– А что там рассказывать… Пришла повестка из военкомата мне. Собрался за день. Мне не привыкать харчами запасаться. Приехал в район. Там уже человек тридцать собралось таких же. С рюкзаками, чемоданами. Потом на ЖД станцию нас отвезли. Посадили на поезд и повезли… Куда везут? Никто толком не знает. Кто-то сказал что война где-то началась. Кто-то уже про Чернобыль говорил. Потом только в поезде сказали, что авария произошла и надо там закопать всё… А я лопату-то не взял!!! – пошутил он. – Ехали четверо суток. Довезли до какой-то станции, высадили. Потом, ночью, ГАЗон 66-й нас по грязи вёз куда-то. Когда приехали, то нас разместили в палатке.
А утром построение, фронт работ определили нам… до станции километров 5 по прямой было.
– И чем ты занимался? – спросил я.
– Бетон мешал, грузил в носилки, грузил в машины. Потом подвозили его ближе к станции. Перегружали в другие машины. Весь день в ОЗК (общевойсковой защитный костюм) и противогазе. Только противогаз толком я не надевал – стекла потеют и не видно ничего… Вот так два месяца и проработал я там, саркофаг строили, а потом при очередной проверке дозиметра, сказали чтоб домой собирался. Вернулся домой, вышел на работу, коров пас. Зато на пенсию в 50 вышел, даже в 49!!! – улыбнулся он.
– Палыч, у тебя имеются признаки инвалидности, надо оформлять. – сказал я ему. – Только учти, что надо будет кучу кабинетов и различных инстанций и чиновников пройти, а это нервы и время.
– А на что она мне эта инвалидность? – ответил мне он. – Мне пенсии хватает, скотину я еще держу, пока здоровье есть немного. Вот подлечусь у тебя тут чуть-чуть и домой пойду, к хозяйке своей!
– Пойдешь конечно. Только инвалидность все равно надо делать, прибавка небольшая по деньгам будет, внукам на конфеты, да и льгота может какая еще появится,? А?
Дядя Толя отказался. Оно и понятно – человек всю жизнь в поле проработал, а тут бумажки надо собирать, в очередях сидеть, да с «начальниками разговаривать».
Каким-то образом про наш с ним разговор узнала его жена. Шустрая и веселая женщина. Пришла ко мне, расспросила все. В конце разговора я ей сказал такую фразу:
– Раз уж пришла такая болезнь, что привела к инвалидности, то надо с этой болезни хоть что-то поиметь, давайте соберем документы.
Через полгода сплошной бюрократии, дяде Толе определили третью группу инвалидности по общему заболеванию. А еще через год, появилась какая-то программа по обеспечению жильем ликвидаторов последствий аварии на ЧАЭС, и в первую очередь средства выделялись ликвидаторам с инвалидностью. Дядя Толя с женой купили другой дом, а свой оставили дочери с внуками.
Вот такая история.
Цистостома и катетер Фолея
Немного уверенней я
