возвышались над ней. И вдруг со стороны партизан раздался мощный голос, который перекрыл звуки ожесточённой пальбы: «Вы что делаете, идиоты? Стреляете в армию? Вы что, не поняли, что мы – армия? Говорит капитан Рамирес…?» Крики и выстрелы сменились недоумённой паузой. Всё ещё сомневаясь, на дорогу опасливо спустился полицейский. Его окружили партизаны и закричали: «Идите туда, там наш капитан. Что вы тут устроили? Вы ранили нашего солдата! Вы представляете, что сейчас могло произойти? Сражение между своими…». Успокоенный такой встречей, полицейский направился туда, где находились Хакобо и Эрнандо Гонсалес. Эрнандо обратился к нему пренебрежительным тоном, как будто он действительно был лейтенантом или капитаном; далее мы излагаем этот разговор в той версии, которая фигурировала в прессе, именовавшей Гонсалеса кубинским партизаном. Эрнандо сказал полицейскому: «Вы что тут делаете? Правительство направило сюда войска, потому что неизвестно, что может случиться в эти дни в Инсе. Но у нас есть достоверная информация. Мы передвигаемся скрытно. Но какая тут теперь может быть скрытность, когда устраиваются такие идиотские сражения? Сообщите всё это вашим людям!» Перепуганный полицейский подчинился приказу. «Мой сержант, – закричал он изо всех сил, – здесь действительно капитан Рамирес! Это никакие не бандиты, не стреляйте!»
Напряжение среди полицейских ослабло, и это обезоружило их дух. Но когда на шоссе спустились другие полицейские, то один из них увидел людей, одетых в разную форму, и закричал: «Мой сержант, это неправда, это – не армия, это – бандиты!» И сражение разгорелось вновь, утренние сумерки вновь разорвали красные вспышки. Маруланда, повинуясь своему обострённому чувству прирождённого воина, немедленно отдал приказ стрелять направо и налево от дороги, поскольку он точно не знал, где располагается полиция и гражданская самооборона. После этого он приказал прорываться к Инсе. Когда алькальд и его люди самым неожиданным образом увидели, что это оказались действительно партизаны, то они закричали о том, что надо отступать. Этот приказ имел самые роковые последствия, он полностью дезорганизовал оборону. В итоге алькальд погиб, судья был ранен, и это фактически обезглавило местный отряд гражданской обороны.
17 марта, когда уже почти рассвело, партизаны вошли в Инсу и взяли посёлок без единого выстрела; полиция оказалась позади и разбежалась по кофейным плантациям и по дороге; она оказалась не в состоянии до конца исполнить свою роль. Местное безоружное население стало выходить из своих домов, чтобы поприветствовать партизан, возможно, потому что действительно симпатизировало им, а может быть, и по причине чисто физического страха. «Мы захватили местное отделение Аграрного банка, заняли казармы полиции; несколько наших товарищей нашли местную тюрьму и выпустили на свободу заключённых. Затем мы стали собирать всех людей на площади, но часть народа была в церкви, церковь была буквально переполнена верующими, поскольку в это время шла месса. Мы сказали священнику, чтобы он прервал мессу и вместе со всеми шёл на площадь», – вспоминает Хакобо Аренас, который и отдавал все эти приказы. Священник велел передать, что мессу прерывать нельзя: «Сначала я закончу мессу, а потом пойду на площадь». «Тогда к нему пошёл товарищ Эрнандо Гонсалес и сказал, что сейчас идёт война и что когда на войне отдаётся приказ, то этот приказ должны выполнять все, и священники в том числе…». Эрнандо вошёл в церковь и сказал священнику: «Это военный приказ, падре, выходите вместе со всеми на площадь…». Священник сказал: «Ну, если это военный приказ, тогда я иду…». На митинге говорили Хакобо Аренас и Эрнандо Гонсалес.
В газете «Эль Сигло» была опубликована следующая версия событий: «“Снайперˮ со своими людьми вошёл в посёлок, в то время как приходской священник, падре Мартинес, вёл святую мессу. Один из партизан вошёл в храм, принёс собравшимся там извинения за смерть монахинь и со всей возможной вежливостью попросил, чтобы все вышли на торговую площадь, чтобы поговорить».
Это и было сделано. Маруланда вышел на балкон алькальдии и сказал: «Мы хотели бы сказать вам не об убийстве, а о революции. Правительство ответственно за дороговизну жизни, и потому надо сбросить это правительство. Всё стало ужасно дорого», – и он привёл конкретные цифры, как это любил делать Рохас Пинилья во время своих публичных выступлений.
Демонстрируя своё уважение к монахиням, Маруланда спросил, обращаясь к ним: «Сколько недавно стоил один ярд ткани, который шёл на вашу одежду, Ваше преподобие?» Мать Модестина, настоятельница местной монашеской общины, ответила робко: «25 песо». «Правильно. А сейчас, Ваше преподобие, не хватит и 90».
В других вариантах, изложенных в прессе, утверждалось, что Эрнандо Гонсалес – это кубинский партизан. Они описывали его как «мужчину ростом 1 м 60 см, крепкого телосложения, волосы каштановые, в военной форме, которого звали Кубинец, его национальность проявилась в акценте, когда он обратился к людям, кстати, в более грубой форме, чем “Снайперˮ, и сказал, что революция на марше и что они свергнут правительство…». Что касается Хакобо Аренаса, то, повествуя о митинге, его перепутали с Маруландой.
Мать-настоятельница подошла к Хакобо Аренасу и попросила о том, чтобы им позволили подобрать тела погибших монахинь. «Когда я выступал с речью, я рассказал о том, что произошло на дороге. Я объяснил, что главными виновниками этого происшествия являются не партизаны, а полицейские, которые открыли стрельбу из автобуса. В своём выступлении я рассказал, в чём состоял наш план. Я сказал о том, что нам был необходим автобус, для того чтобы наш отряд прибыл на нём в посёлок и захватил полицейский участок, и не более, что у нас абсолютно не было никакого намерения кого-то убивать…
После этого мы сказали, – говорили я и Эрнандо, и говорили со всей откровенностью – о том, что мы – вовсе не враги религии, что, наоборот, бóльшая часть партизан – люди верующие, что мы – приверженцы римской католической апостольской церкви. Народ оживился, стал улыбаться, вести себя не так нервно, как раньше, страх исчез с лиц людей. Они уже не видели над собой какой-либо угрозы смерти из-за присутствия партизан», – рассказывает Хакобо Аренас.
И уже сами жители посёлка начали указывать на одну хозяйку магазина как на спекулянтку. Перед лицом столь неожиданного коллективного обвинения она ничего не могла поделать. «Мы конфискуем товары из этого магазина. По крайней мере бóльшую часть», – сказал Эрнандо Гонсалес. И на глазах у хозяйки, которая никак не могла воспрепятствовать этому, партизаны стали выносить из магазина одежду, фуражки, шляпы, отрезы материи, носки, ботинки. Рыдающая женщина, видя, с какой скоростью опустошается её магазин, решительно направилась к Хакобо и сказала ему: “Вы, должно быть, один из их командиров. Кто заплатит мне
