— раз в месяц тот приходил подстричь бороду. Всегда просил одно и то же — "Коротко, аккуратно, без украшений". Не любил пустых разговоров, но к ремеслу Расула относился с уважением. Однажды даже починил старый бронзовый таз, когда ручка отломилась.
Расул вздохнул. Печальная судьба ждёт юношу, осмелившегося противоречить Халиду.
Звук шагов на улице перерос в гомон множества голосов. Расул выглянул в окно и увидел необычное движение — люди спешили к центру города. Неужели опять новый указ храма? Или, не дай боги, публичное наказание?
— Эй, почтенный Фазиль! — окликнул он проходящего мимо торговца тканями. — Что стряслось?
Грузный торговец остановился, утирая пот с багрового лица краем тюрбана.
— Ты не слышал? Назир исчез! — выпалил он. — Халид отправил храмовую стражу арестовать его на рассвете, но дом пуст! Ни следа! А теперь объявили награду за его поимку! Объявили его еретиком!
— И народ поверил Халиду? — Расул не мог скрыть недоверия. — После всего, что сказал Назир о кристалле?
— Ещё как поверил! — кивнул Фазиль. — Ты бы видел, как толпа слушала его. Он говорил, и люди впитывали каждое слово. "Мы пройдём это испытание вместе", "Боги проверяют нашу веру", "Кристалл восстановится, как и прежде". Даже моя жена вернулась домой умиротворённая. "Халид не стал бы нам лгать", — сказала она. И таких, как она, много.
Фазиль поспешил дальше, а Расул остался стоять у окна, обдумывая услышанное. Мысли вихрем кружились в его голове. Если Назир сбежал, значит, он действительно верил, что кристалл умирает. Достаточно верил, чтобы рискнуть жизнью.
Скрип двери цирюльни заставил его обернуться.
— Мир этому дому и его хозяину, — произнёс вошедший, снимая запылённый тюрбан.
Перед Расулом стоял Муса, караванщик, водивший торговые обозы через западную пустыню. Его кожа, истерзанная ветрами и солнцем, напоминала древний пергамент, а в чёрной бороде серебрилась седина.
— Муса, старый разбойник! — расплылся в улыбке Расул. — Не ожидал тебя увидеть до осени!
— Времена меняются, друг мой, — Муса тяжело опустился в кресло для клиентов. — Караваны больше не ходят через западный тракт. Слишком опасно.
Расул накинул чистое полотенце на плечи караванщика.
— Как обычно? Подровнять бороду и освежить кожу?
— Да, и расскажи, что тут происходит, — Муса подозрительно осмотрелся. — Иду через рынок, а там ни души — все сбежались к Храмовой площади, как мухи на мёд. Даже торговцы побросали товар!
— О-о-о, — протянул Расул, берясь за ножницы, — тебя ждёт захватывающая история, мой друг.
Он быстро пересказал события последних дней, не упуская ни одной детали, наслаждаясь вниманием слушателя. Рассказчик из Расула был не хуже, чем цирюльник.
— Так этот молодой инженер прямо в лицо великому Халиду сказал, что кристалл умирает? — недоверчиво переспросил Муса. — Бедняга. И что с нами будет, если это правда?
Расул пожал плечами, осторожно работая ножницами вокруг уха клиента.
— Жрецы уверяют, что это лишь временное испытание, посланное богами за недостаточное рвение в молитвах. Великий Ритуал Очищения всё исправит.
— А ты сам-то веришь в это? — Муса пристально посмотрел на цирюльника.
Расул огляделся по сторонам, хотя они были одни в лавке, и ответил тихо:
— Поверю, когда увижу полные фонтаны. А пока… смотри сам.
Он указал на кувшин с мутной водой, в котором плавали частицы песка.
— Знаешь, как в караванах говорят? — сказал Муса. — Доверяй верблюду, а не карте. Животное чует воду, а карта может лгать.
— К чему ты это?
— К тому, что люди могут верить словам Халида, но их глаза видят другое, — караванщик многозначительно поднял бровь. — В пустынных поселениях уже шепчутся о конце Аль-Мадира. Говорят, скоро великий город станет ещё одной легендой, которую рассказывают у ночных костров.
Внезапно дверь распахнулась, и в цирюльню ввалился запыхавшийся Тарик. Кувшин в его руках был наполнен лишь на треть.
— Господин! — выдохнул мальчик. — На площади такое творится! Жрецы объявили Назира еретиком! А ещё… — он перевёл дыхание, — теперь воду выдают только после молитвы. Вот, — он поднял кувшин, — это всё, что я смог получить после часа стояния на коленях.
— Часа молитв за несколько глотков воды? — нахмурился Расул. — Дожили.
— Это не всё, — продолжил Тарик, понизив голос. — Люди говорят разное. Большинство верит Халиду, славит его мудрость. Толпа даже чуть не побила беднягу, который усомнился в словах верховного жреца.
— А что думают в очереди за водой? — спросил Расул, возвращаясь к стрижке Мусы.
— Там странные вещи происходят, — глаза мальчика заблестели. — Зависит от того, кто рядом. Когда поблизости храмовые стражники, все восхваляют мудрость жрецов. Но я слышал, как одна женщина шептала подруге: "Мой муж работает на водоподъёмнике. Говорит, что все плохо, а жрецы запретили ему говорить об этом".
Расул и Муса обменялись многозначительными взглядами.
В дверь снова постучали. На этот раз вошёл Хамид, помощник городского казначея, — маленький нервный человек с аккуратно подстриженной бородкой.
— Мир тебе, Расул, — поприветствовал он цирюльника. — Можно я тут присяду, переведу дух? Весь город как в лихорадке, один ты работаешь спокойно, будто ничего не случилось.
— Мир и тебе, почтенный Хамид, — ответил Расул, указывая на свободное кресло. — Присаживайся. Я закончу с достопочтенным Мусой, и примусь за тебя. А пока расскажи, что слышно во дворце правителя? Как наш благословенный эмир реагирует на происходящее?
Хамид опустился в кресло и понизил голос:
— Да что этот эмир. Кто вообще помнит, что у нас есть эмир? Эмир болен. Уже неделю не покидает своих покоев. Уже месяц или два не выходит из дома. Некоторые шепчутся, что это не болезнь, а нежелание принимать решения.
— Или нежелание противоречить Халиду, — заметил Муса, пока Тарик смачивал его бороду маслом.
— Именно так, — кивнул Хамид, нервно теребя край своего одеяния. — Власть фактически перешла к Храму, и уже давно. А тем временем в сокровищнице странные вещи творятся. Вчера под покровом ночи вынесли три сундука с драгоценностями. Я видел это собственными глазами, но когда спросил главного казначея, тот сделал вид, что ничего не знает.
Расул замер с ножницами в руке.
— Ты уверен, что это были сокровища? — спросил он тихо.
— Тише! — Хамид испуганно оглянулся. — Давай не будем развивать тему. За такое можно лишиться языка. Но… да, я уверен. Сундуки были из тех, что хранятся в дальней комнате сокровищницы, куда даже главный казначей заходит только в особых случаях.
Муса хмыкнул.
— Значит, жрецы готовятся к худшему, — он покачал головой. — Заметьте, не к спасению города, а к спасению сокровищ.
— Если храм уносит ценности, — медленно произнёс Расул, — значит, они не верят, что кристалл восстановится.
— А народу рассказывают о великом испытании веры, — кивнул Хамид. — И что самое удивительное — люди верят. Моя собственная жена сегодня сказала мне: "Всё будет хорошо, ведь
