class="p1">— Нет его. Обыскала весь дом.
— Не понимаю. А у деда? Постой, я его вызову.
Через минуту она снова услышала голос мужа:
— Ты слушаешь? Нет его там. Не понимаю… — Ветлугин уже, видимо, сердился. — Куда он мог уйти в такую погоду? Ты у Свенсонов справлялась?
— Нет. Они, наверное, спят.
— Эрик дежурит. Сейчас я его спрошу.
Опять наступила тишина, нарушаемая яростными рывками ветра за окном.
— Ты слушаешь? — спросил Ветлугин спустя короткое время. — Эрик говорит, что Ася с матерью легли спать еще в десять часов.
— Что же делать?
В голосе Ирины уже явно слышалась тревога.
— Ты не волнуйся. Я его постараюсь отыскать, — сказал Ветлугин и выключил радиофон.
Она пошла к себе в комнату, взяла с ночного столика книгу, рассеянно прочла название: «Находки во льдах», вспомнила револьвер, найденный Юрой (ради него она вечером и книжку эту стала читать), вспомнила лицо сына во время разговора в кабинете (он сидел, боясь шелохнуться, и с жадностью ловил каждое слово, сказанное по поводу его находки), и вдруг у нее мелькнула тревожная, еще не вполне ясная ей самой мысль.
«Неужели он?.. Нет. Этого ему в голову не могло притти».
Но неясная мысль уже стала отчетливой и настойчивой, и Ирина не могла от нее избавиться. Еще вечером, ложась спать, она сказала Владимиру, что следовало бы слетать туда, где Юра нашел револьвер, и поискать во льду. Ведь это же естественно — где револьвер, там может оказаться и труп человека, которому он принадлежал. Неизвестно, кем он может оказаться, этот человек: полярником, погибшим во льдах, крестовиком, убитым при разгроме Северной армады, — так или иначе, поискать следовало бы. Но неужели эта мысль пришла в голову и мальчику? Он мог тайком ночью вылететь туда. Ведь он же ничего не знал о надвигающейся буре…
Ирина вскочила и побежала к радиофону.
— Володя! — крикнула она. — Володя!
— Да, да, я слушаю, — ответил Ветлугин.
— Сейчас же узнай, в ангаре ли «Полярный жук».
— Что?.. — Голос у Ветлугина дрогнул, он, видимо, тотчас же понял все.
Через десять минут тревожная весть разнеслась по всем служебным помещениям станции: исчез Юра вместе с автожиром.
* * *
Ветлугин ворвался в спальню. Одежда его была мокрой. Он казался растрепанным, наскоро одетым.
Ирина стояла посреди комнаты. Она молчала и широко открытыми глазами смотрела на мужа.
— Надо лететь! — крикнул он. — Немедленно!
Вошел Свенсон. За ним, сутулясь и сопя, вполз дед Андрейчик.
— Владимир, — сказал Свенсон, — нужно сейчас же связаться с восьмой авиабазой. Через двадцать минут машины будут там.
Ветлугин мотнул головой.
— Я не имею права поднимать машины с острова. Мой сын терпит бедствие по моей вине. Спасать его должен я сам.
— Факт, — посапывая, сказал дед Андрейчик. — Сами управимся. В ангар! Запрягай машину!
— Вы с ума сошли! — крикнул Свенсон. — Владимир, ты погубишь себя и не спасешь ребенка… Ирина! — Свенсон шагнул к Ирине.
Она села на стул и стала ладонью тереть висок.
— Я ничего не соображаю.
— Я должен попытаться, — упрямо сказал Ветлугин. — Ты, Эрик, замещаешь меня на станции. Если со мной что случится, сделаешь доклад Северограду.
Ирина растерянно взглянула на него.
— Я не знаю, Володя… постой… Володя, куда же ты?
Но Ветлугин уже выбежал из комнаты. За ним трусцой побежал дед Андрейчик.
Свенсон подошел к Ирине, опустил руку ей на плечо.
— Они очень рискуют. Надо сейчас же сообщить в восьмую базу.
Она вскочила, бросилась к двери:
— Эрик! Скорее! Вызывайте остров!.. Я побегу. Так нельзя…
Свенсон подошел к радиофону и вызвал остров Георгия Седова[26].
8.
МАШИНЫ ИДУТ СКВОЗЬ ПУРГУ
— Остров Седова слушает, — сказала радиофонистка.
— Говорит «Арктания». Дайте начальника авиабазы.
Через секунду между «Арктанией» и островом Георгия Седова произошел следующий разговор:
— Я начальник восьмой авиабазы.
— Я Свенсон. Замещаю начальника станции. В районе полюса попала в шторм машина с сыном Ветлугина. На помощь вылетел сам Ветлугин. Положение угрожающее. Прошу выслать противоштормовой отряд. Координаты — восемьдесят шесть и двадцать минут широты, семнадцать и тридцать минут восточной долготы.
— Сколько машин штормует?
— Две. Прогулочный автожир и роторная молния.
— Сколько людей?
— В автожире один мальчик. В молнии двое. Ветлугин и старик Андрейчик.
— Площадь штормового района?
— Двадцать три тысячи квадратных.
— Высылаю дивизион. Сноситься с машиной командора можно через двадцать пять минут. Волна и позывные известны?
— Известны.
— Вызовите меня, Свенсон, через пять минут. Расскажите, как это случилось.
— Вызову.
— Все?
— Все…
Через пятьдесят секунд корреспонденты Арктики сообщили в свои радиогазеты о людях, застигнутых ураганом у полюса. Еще через минуту поступило сообщение, что противоштормовой дивизион, вооруженный гаубицами-излучателями и мощными обводнителями, вылетел к полюсу. Затем, с разрешения Свенсона и начальника восьмой арктической авиабазы, корреспонденты слушали их второй разговор.
Но и сам Свенсон не мог объяснить, как случилось, что тринадцатилетний сын начальника полюсной станции оказался со своей машиной в момент пурги за четыреста километров от станции. Это казалось тем более непонятным, что мать мальчика, Ирина Ветлугина, работала на той же станции старшим метеорологом и знала о надвигающемся шторме. Объяснить это могла только сама Ирина Ветлугина. Но ни Свенсон, ни начальник авиабазы, ни даже корреспонденты не решались обращаться с расспросами к этой женщине в момент, когда над нею нависла угроза потерять сына, мужа, отца.
В городах и поселках радисты-любители не разлучались со своими комнатными и карманными приемниками: они хотели непосредственно поймать сигналы терпящих бедствие. Но даже эти беспокойные следопыты эфира пока ничего не могли сообщить.
Ровно через восемнадцать минут после отлета дивизиона с острова Георгия Седова радиогазеты сообщили, что воздушные крейсера вступили в полосу шторма.
В четырехстах километрах от станции «Арктания» в это время происходило следующее.
Дивизион, перейдя из стратосферы в тропосферу, строем по три, журавлиным углом несся навстречу урагану. Головастые, почти бескрылые, противоштормовые машины походили на вороненые браунинги[27], обращенные дулом назад. Впереди пилотских рубок, подобные огромным глазам глубоководных рыб, укреплены были куцые жерла гаубиц-излучателей. Эти гаубицы являлись артиллерийскими орудиями в полном смысле этого слова; их назначение было расстреливать взбунтовавшиеся массы воздуха. Но только снаряды не рвались при подобном расстреле: беснующаяся воздушная стихия усмирялась звуками высочайших и самых низких частот и амплитуды колебания.
Когда пурга рванула кверху головную машину, в пилотских рубках крейсеров прозвенел голос командора:
— В боевую позицию! Дистанция пять километров! Стройся!
В несколько секунд машины сломали журавлиный угол и растянулись ровным фронтом на сто пятьдесят километров.
Затем раздалась другая команда:
— На сменные частоты и колебания! От пяти миллионов до одной тысячной! Орудия включить!
