и полк был готов к выполнению государственных экзаменационных полетов. К нам в Кустанай прибыл председатель госкомиссии полковник Кротов – главный штурман одной из воздушных армий. Конечно же, все мы волновались, так как оценивалась наша готовность быть штурманами фронтовой бомбардировочной авиации. Вместе с нами волновались и переживали за нас штурманы-инструкторы, как-никак оценивалась и их работа. К госполетам готовились и самолеты – наши инструкторы вместе с техническим составом с особой тщательностью юстировали прицельное оборудование, чтобы исключить дополнительные погрешности в бомбометании.
Я волновался вдвойне, так как уже знал, что могу окончить училище с отличием и получить красный диплом вместо обычного синего. А для этого и госполет надо было отлетать только на отлично. Но впереди меня ожидал большой сюрприз: госполет мне предстояло выполнить не на знакомом самолете из полка, а на «чужаке» с неясной бомбардировочной историей. Этим «чужаком» был Ил-28 с бортовым номером «01». На нем летал бывший начальник нашего училища генерал Демченко. Самолет накануне пригнали из Челябинска. В спешном порядке на нем выполнили юстировку, но все равно оставались большие сомнения, так как в Челябинске с него практически не бомбили.
За два года до этого, в День Воздушного флота СССР, я с моим товарищем сфотографировался у Ил-28 с бортовым номером «01». Тогда я и не предполагал, что мне придется держать экзамен на этом самом самолете.
Мой главный летный экзамен состоялся 16 июля 1975 года. Стояли знойные дни середины лета, и поэтому полеты планировались с раннего утра. День выдался ясным, тихим, с утренней дымкой. Обдумывая предстоящий полет, я решил схитрить. На полигоне заявить работу по цели № 20 (уголковые отражатели), а в процессе прицеливания, когда начнется «синхронизация» перейти в оптику и выполнить визуальное прицеливание с ОПБ-6СР по столбам с уголковыми отражателями, которые я надеялся разглядеть. В этом была двойная выгода: во-первых, прицеливание с ОПБ всегда точнее, чем с радиолокационным бомбоприцелом, а во-вторых, нормативы бомбометания с ним были примерно в полтора раза выше, чем с оптикой.
Атмосфера на стоянке в тот день была обычной, рабочей, несмотря на важность выполняемых полетов. С особой тщательностью каждый из нас отбирал себе две бомбы для полета. Ковыряли землю полигона мы практическими бомбами П-50-75, которые на стоянку привозили в прицепе, где они стояли вертикально в бомботаре, тесно прижавшись друг к другу. В обозначении бомбы 50 – это калибр, а 75 – расчетная масса. И чем ближе фактическая масса бомбы, которая обозначалась на ее корпусе, к заветным 75, тем точнее бомба упадет. Как правило, масса привозимых на стоянку бомб была от 76 до 77 килограммов.
Мне удалось найти на тележке и сбросить вниз две бомбы по 76 килограммов каждая. Быстро освободив от тары, я погрузил их на специальную тележку и повез к своему самолету. На хвостовом стабилизаторе каждой из бомб заостренной железкой процарапал свой личный номер. Оружейники ввернули в головное очко бомбы взрыватели и подвесили их в бомболюке на кассетные держатели. Я, как штурман экипажа, убедился в том, что кольца тросиков от взрывателей вставлены в замки механизма «взрыв – не взрыв». Все готово!
Наш борт оказался в воздухе строго в свое время, согласно плановой таблице – государственный экзаменационный полет начался. В кабине я работал спокойно, с особой тщательностью выдерживая привычный учебный маршрут и постоянно уточняя время нанесения удара на полигоне – на оценку «отлично» по этому параметру надо было уложиться в тридцать секунд.
На боевом пути полигона Тобол начал выполнять прицеливание с радиолокатором по уголкам. Капитан Анисимов доложил руководителю полетов, что мы работаем по двадцатой цели. Не дыша, с особой осторожностью я выполнил боковую наводку, а когда началась «синхронизация», и отметка цели плотно легла на метку дальности, решил не дергаться и продолжить выполнение прицеливания с ПСБН-М. И это было правильным решением, так как наземные ориентиры были размыты утренней дымкой, и вряд ли мне бы удалось разглядеть в оптику столбы с уголковыми отражателями. А так у меня все хорошо получалось, цель надежно держалась в электронном перекрестии, и бомбы залпом ушли вниз.
Началось томительное ожидание результата. Наконец руководитель полетов сообщил: «Отклонение от цели пятнадцать метров». Здорово! Для радиолокационного прицела это все равно что «в яблочко»! Анисимов прямо в воздухе поздравил меня с отличным результатом.
На стоянке, уже покинув кабину и освободившись от парашюта, я подошел к фонарю штурманской кабины и погладил его рукой, прощаясь и благодаря за удачный полет. Больше летать на Ил-28 мне не довелось.
Вместе с командиром пошли докладывать о выполненном полете председателю госкомиссии. Это был единственный случай, когда я не тащил парашюты со стоянки в класс ПДС.
Полковник Кротов расположился в тени курилки у домика первой эскадрильи. Анисимов подошел к нему и, приложив руку к козырьку фуражки, доложил, что курсант Циберкин выполнил государственный экзаменационный полет со следующим результатом: выход на цель по времени плюс двадцать секунд, бомбометание с отклонением пятнадцать метров. Я в это время стоял по стойке «смирно» позади и чуть правее Анисимова, приложив руку к пилотке. Кротов отметил наш полет в своей тетрадке, а потом пожал мне руку и поздравил с отлично выполненным госполетом.
События того памятного дня закрутили меня так, что я и опомнится не успел, как оказался в Челябинске. Когда появился в казарме, командир роты приказал срочно собрать все вещи, переодеться в парадно-выходную форму, а повседневную сдать в каптерку. В назначенное время я был снова на аэродроме. Ил-14 доставил меня и других отлетавших «госы» парней в Челябинск, на училищный аэродром Шагол.
Так завершился наш кустанайский период обучения, а впереди нас ожидало завершение восьмого семестра, государственные выпускные экзамены и большая офицерская жизнь…
ШТУРМАНСКАЯ РАБОТА В ВОЗДУХЕ
С развитием техники, особенно цифровой, и внедрением автоматического процесса определения местоположения самолета (спутниковая навигация обеспечивает точность в несколько сантиметров) профессия авиационного штурмана начала постепенно исчезать, и в современной гражданской авиации ее нет совсем.
Самолетовождение (не путать с пилотированием самолета!) теперь возложено на пилотажно-навигационные комплексы. Штурман остался в военной авиации, где на него завязаны задачи боевого применения и управления системами поиска и вооружения. Но и в боевой авиации с развитием технологии искусственного интеллекта автоматические системы все больше замещают человека.
В те далекие времена, когда ничего этого и в помине не было, я получал удовлетворение от того, что в воздухе все делал сам – я умел и любил это делать. Штурманские обязанности в
