Вышел дроля на «восьмерку»[14],Сапогами топнул…
– неслось с круга.
Только вот беда: долговязые дочери Васькины все в стороне стоят. Никому не любы. Никто их не выбирает.
Пять девок Миропийка Ваське родила. На работу они хоть куда. Если как возьмутся косить, – никакой здоровый мужик за ними не угонится.
А грести? Лучше не тягаться. Вот только красоты они невеликой, долговязые, в отца. И замуж их Василий никак выдать не может. Откуда только к ним сваты не ездили!
Однажды прикатили из Покрова. Прошел по деревне слух: дело серьезное, нужна покровцам в хозяйстве работящая баба, будто бы положили они глаз на старшую Васильеву дочь, Шуру. Не было в деревне ее проворнее. Сама зароды метала, отцу не уступала.
Ожидая гостей дорогих, велел Василий Миропийке все пустые бочки, какие в хозяйстве были, днищами вверх перевернуть и днища-то зерном засыпать. Как велено, так и сделано.
И вот, значит, наехали сваты. Ну, то да сё – всё как положено. Видят гости, не худо здесь хозяева живут: зерна полные бочки! И невеста, хоть и невеликой красоты девица, на мужика больше смахивает, – а глянуться начала.
Да вот беда: глазам своим русский человек не шибко доверяет, ему пощупать все надобно. Решили гости поглядеть, а каково у хозяев зерно? Горсть хвать – а там дно!
Удивились гости, но виду не подали.
А только молвили:
– Хорошее у тебя, Василий, зерно… – С тем и откланялись.
XVI
Да Бог с ними, с бочками. Шуру жалко. Все она в сторонке, и до того ей обидно, что готова зареветь. Куксится. Платком нос мусолит. А подружка ее, бойкая да расторопная Полька, с круга не сходит:
Рукава, рукава,Рукава на вате!Как я буду привыкатьС милым на кровате!
– Ой и Полька! Вот ужо отеч-от тебе! – ухмыляются старухи и с пляшущей Поли глаз не сводят: – Вот девка! Хоть бы уж поскорее Михайло ее замуж выдал. Испридерутся ведь парни из-за нее все! Ефимко да Степка вон как друг на друга зыркают!
Сошла Поля с круга перевести дух, платком лицо вытирает. А на кругу в эту минуту отплясывают соперники-злюки, Ефим чернобровый да Степан рыжеволосый.
Обоим Полька люба, оба по ней сохнут. А кто ей милее – то никому не ведомо. И вот тебе на! Хлопнул Ефим Полю по крутому плечу, а та возьми да и отвернись!
Сделался Ефимко чернее тучи. Не подвернись тут Шура, бог весть что вышло бы: так он ее, бедную, саданул по плечу, что ойкнула она, но отказать не посмела, робко на круг выплыла.
– Гляньте-ко, Ефимко Шуру выбрал! – расшушукались старухи. – Да в кои это веки? Ой, ой…
– А пусть попляшет, – защищали девку бабы сердобольные. – Сколько раз с пирушек в слезах уходила, тоже ведь поплясать охота…
И старухи соглашались, покачивали головами:
– «Восьмерка»-то уж шибко же пляска несправедливая. Иная с круга не сходит, а другая весь вечер в стороне стоит. Вон Полька опять на кругу!
И правда: тронул Степан Полю за плечо, и она на круг лебедушкой выплыла, подбадривает долговязую подругу:
Голубые шарикиПод лавку укатилися.Подруга, пой, не унывай,Не унывать родилися!
И Шура спела! Никто от нее ране песен не слыхивал. А тут – на-ко вот! Выводила дочь Васильева толстым голосом:
Дроля топать научилсяОбема ногами вдруг.Посмотрю, как милый топает, —Моя головка в круг.
И с какой безудержностью, с каким отчаянием пустилась плясать Шура, словно первый и последний раз ей счастье выпало!
И старухи одобрительно запокряхтывали:
– Ой и Шура, ой и молодец!
И не сразу смекнула-почувствовала плясунья: делается чего-то с ее длинной юбкой! Чего же это такое? Ой, Шура, Шура! Незнамо-неведомо люду стороннему, чем у нее юбка подвязана; только ведь сползает, сползает!.. И Шура, наконец-то, почуяла неладное: надо крутиться, вертеться, а она подхватила юбку – и с круга опрометью! Побежала домой в слезах. Раскраснелась. Разрыдалась. Шибко, видно, неловко девке. Обидно и горько. И не все поняли, что такое с Шурой приключилось.
Ефимко на кругу один остался. Оглушили его крики и хохот:
– Чего от тебя Шура-то побежала? Худо топаешь! Чего такое с девкой наделал? Раскливил, уговаривай…
Громче других хохотал Степка Валенков. А Ефимко сказать не знает чего! Сквозь землю провалился бы!
Отошел к черемухам, к дружкам – сыновьям Евлахиным. Подозвал и младших братьев своих, Саньку с Афонькой, долго чего-то им на ухо нашептывал.
