Подожжем все домаЗдесь окрест! Пусть гложетКровли огонь. ГотовоК бою войско конунга.Да пожрут пожарыХижины трёндов,В корчах пней да сгинетВсё! – вот слово скальда.
Харальд был готов расцеловать исландца. Но конунг, выслушав вису, задумчиво произнес: «Бонды помнят, как по моему велению их сжигали в собственных жилищах. Их жгли, когда они отступали от истинной веры и впадали в язычество. Так карали за измену Богу. Измена конунгу не заслуживает столь сурового наказания. Вы же знаете бондов. Они как дети. Я хочу, чтобы мои люди вели себя мирно и не грабили бондов». Никто не посмел возразить, но позже Харальд услышал, как Финн вполголоса сказал Бьёрну окольничему: «Конунга словно подменили после возвращения из Гардарики. Плохи наши дела, если он жалеет бондов».
Между тем дружинники заметили вражеских лазутчиков. Они опрометчиво подобрались так близко, что за камнями на вершине холма можно было разглядеть их лица. Финн, сын Арни, знавший почти всех в Трондхейме, тотчас же доложил конунгу:
– Это Хрут из Вигга и с ним около тридцати человек.
Финн уже был готов услышать, что конунг прикажет не трогать бондов, чтобы они вернулись к своим и донесли, сколь немногочисленно войско Олава Толстого. Но к лазутчикам конунг был неумолим. Он подозвал исландца Гицура Золотые Ресницы и сказал ему:
– Я слышал, что у вас в Исландии бытует обычай давать работникам зарезать себе овцу. Так вот, я разрешаю тебе зарезать барана.
Приближенные громко расхохотались, оценив шутку конунга, ибо имя Хрут означало «баран». Исландца не пришлось долго упрашивать. Он взял на подмогу полдюжины дружинников и отправился резать Хрута с товарищами. Быстро управившись с поручением конунга, Гицур вернулся и насмешливо заметил:
– Ваши бараны, норвежцы, безобиднее наших исландских овечек.
Тормод с улыбкой наблюдал за тем, как его соотечественник вытирал кровь с секиры:
– Бб. баран не первый человек, нашедший вечный ночлег под секирой Гицура.
Олав Толстый обратился к своим воинам со словами:
– Судя по появлению лазутчиков, сегодня нас ждет битва. Но я считаю, что моему брату Харальду не следует сражаться, ведь он еще ребенок.
Харальд покраснел до корней волос, ниспадавших русым потоком на его по-юношески костлявые плечи. Поднятая вверх бровь придавала его лицу обиженный вид. Он выступил вперед и заговорил ломающимся басом:
– Я непременно буду сражаться, и если я еще недостаточно силен, чтобы удержать меч, я знаю, что надо сделать: я привяжу рукоять меча к руке.
Никто из воинов не дерзал возражать конунгу. И только старый окольничий Бьёрн осмелился высказать свое мнение:
– Повелитель! Твой брат Харальд действительно молод годами, но ростом он выше любого в твоем войске. Вспомни, сколько зим было тебе самому, когда ты отправился в викингский поход вместе с Храни Путешественником.
Олав Толстый помнил, что ему исполнилось всего двенадцать зим, когда он впервые отплыл от родных берегов на боевом корабле. Однако Храни Путешественник умело оберегал жизнь юного морского конунга. Нападал на слабых, уходил от сильных, начинал с мелких стычек и постепенно приучал его к викингскому искусству. Харальд же рвется участвовать в крупном сражении, где враг имеет перевес. Конечно, сложить голову в первом бою очень почетно, но зрелые мужи должны укрощать неразумные порывы молодости. Конунг отрицательно покачал головой. Харальд задохнулся от отчаяния. Он не находил слов, чтобы уговорить старшего брата. Тогда он произнес стихи:
