отворачиваясь от дыма, продолжил свой рассказ:
— А вот Марина по-зырянски свадьбу справляла — интересно было! Отец говорил, чем-то даже на русскую свадьбу похоже. Маринка вообще странная! Она, пока в нашем чуме жила, уж так обычаи ненецкие соблюдала, просто жуть! Нам с Олей проходу не давала: ты это не так сделал, ты этот запрет нарушила! А сейчас говорит: я зырянка, у меня теперь совсем другие законы! Видела, как Маринка через тынзян перешагивает? Еще года три назад она Олю за такое просто убила бы! Вот такие дела… — Сергей поправил костер, лег на шкуру и замолчал.
«Удивительное дело, — думал я. — Марина действительно старается показать всем, что она теперь зырянка, и живет так, словно у нее не было ненецкого прошлого. Она напрочь порвала с древними обычаями, которые так страстно, по словам Сергея, соблюдала в отцовском чуме. Что чувствует женщина, когда ее нарта проезжает под согнутой березой? Неужели женщине, через которую в мир приходит новая жизнь, доступно таинство смерти и воскресения? Да! Только женщина, рожающая детей, открывающая двери между мирами, может сама умереть и воскреснуть к совершенно другой жизни. Именно женщины становятся фанатичными неофитками христианства, опускаясь в крещенскую купель для рождения к новой духовной жизни, без жалости сжигая старых богов и обращая в истинную веру своих детей и мужей. Женщина действительно может перечеркнуть прошлое и родиться заново, оставив позади стремительно несущейся упряжки жизни еще одну согнутую березу…»
Я погрузился в размышления, и голос Сергея, который по-прежнему лежал рядом со мной у костра, показался мне странно далеким:
— Слушай, я подремлю немного, ладно? Со вчерашнего дня спать хочу! — Сергей лег на бок, положив под голову свернутый аркан. — Если засыпать начнешь, разбуди. Или если заметишь, что олени ведут себя странно, уходят куда-нибудь… По очереди дежурить будем…
Я кивнул, лег на спину и стал смотреть на розовеющее жемчужное небо, покрытое нежными перьями высоких облаков. Носки почти высохли, ногам было тепло, облака медленно плыли куда-то, переливаясь в лучах низкого полярного солнца, потом стали странно закручиваться, превращаясь в сказочные корабли, волшебные замки…
Когда я открыл глаза, костер уже догорел. Я встряхнул головой, похлопал себя по щекам и посмотрел на склон холма, где паслось наше стадо. Оленей не было. В живот словно провалился холодный булыжник, и я стал трясти за плечо крепко спавшего Сергея:
— Серега! Серега, вставай! Олени пропали!
— Что? Какие олени? — спросонья пробормотал Сергей, потом вдруг резко пришел в себя и посмотрел на склон холма. Юноша вскочил, перебрасывая аркан через плечо, и встревоженно крикнул:
— Они, наверное, к большому стаду пошли! Если перемешаются, Коля нас своим тынзяном удавит! Я по реке побегу, с севера отсеку их, а ты мчись к большому стаду, там сейчас Николай дежурит! Они во-он там, за теми холмами! — Сергей показал рукой за реку. — Давай, может, еще успеем!
С этими словами ненец бросился бежать вдоль русла, ловко перепрыгивая с камня на камень. Я стремительно натянул сапоги, запихал шкуры в рюкзак и помчался в указанном Сергеем направлении. Я бежал, проваливаясь в глубокий мох, перебираясь через многочисленные ручьи, которые текли в распадках между холмами, карабкаясь на крутые склоны. Несмотря на холод, одежда под малицей вскоре стала мокрой от пота, ноги в тяжелых сапогах словно налились свинцом, я тяжело дышал, но не сбавлял скорости.
«Только бы успеть! Только бы успеть! — твердил я себе под нос, перепрыгивая через камни. — Иначе лучше в лагерь вообще не возвращаться…»
Пробежав около пяти километров, я взобрался на очередной холм и увидел стадо. Олени спокойно щипали траву, а чуть в стороне на большом сером валуне сидел Николай. Пастух курил, с улыбкой поглядывая на меня.
— Дед Николай, вы оленей моих не видели? — задыхаясь от бега и держась за бок, спросил я.
— Видал, конечно! — кивнул старик, стряхивая пепел с папиросы. — Хорошо видал!
Я устало опустился рядом с ним на сырой мох.
«Все пропало! — меня охватило самое настоящее отчаяние. — Если Николай видел моих оленей, значит, они уже пришли к большому стаду! Я опоздал, и теперь из-за меня оленеводам придется два дня отлавливать ездовых…»
Я чуть не застонал от обиды и злости на себя самого: ну надо же было заснуть на первом дежурстве! Подняв с земли камень, я швырнул его изо всех сил и обхватил голову руками.
— Видал я твоих оленей, видал! — дед Николай с усмешкой покачал головой. — В бинокль, правда. Хочешь, и тебе могу показать…
Я поднял голову и посмотрел на старика. Тот протягивал мне свой старенький, потертый бинокль.
— Так что, быки не смешались со стадом? — с робкой надеждой спросил я.
— Нет, конечно! — Николай хитро посмотрел на меня. — Они вообще не сюда ушли. А если бы и сюда, ты что думаешь, я бы им позволил к большому стаду подойти? Я не сплю на дежурстве, как некоторые…
Мне стало так стыдно, что слезы готовы были брызнуть из глаз. Отвернувшись, я посмотрел на три видневшихся вдали чума, кажущихся отсюда, с вершины, совсем крошечными.
«Прав был Коля, это работа для детей! — с горечью думал я. — Надо мальчишек учить стадо пасти, вот их и отправляют смотреть за ездовыми. Какой был смысл мне дежурить, не спать, бежать через все эти сопки, если дед Николай все равно следил за двумя стадами?»
— Да ты не волнуйся, ты все правильно сделал! — неожиданно улыбнувшись, старик положил мне руку на плечо. — Ты ко мне побежал, к большому стаду. Из тебя со временем хороший пастух получится! А вот где напарник твой, «потомственный оленевод» этот, будь он неладен? Куда он-то ломанулся?
— Сергей решил стадо отсечь, по реке побежал… — пытался я защитить своего друга, но Николай сурово посмотрел на меня:
— Отсечь, говоришь? Его самого еще сечь надо, вот что я тебе скажу! Олени ваши вообще никуда не ушли, понял? Я со своей сопочки все видел, бинокль у меня хороший! Как ты реку переходил, ноги промочил — ладно, бывает. На холмике небольшом вы костер развели, разговаривали. Потом этот «потомственный оленевод» сразу заснул. Ты еще продержался полчаса, потом задремал — минут на двадцать, не больше! А за это время олени ваши просто по склону спустились в ивняк, любят они свежей ивой полакомиться. Там они и сейчас пасутся. Так-то, оленевод! На, погляди! — с этими словами старик снова протянул мне бинокль.
Я настроил фокус и посмотрел в ту сторону, куда указывал Николай. Олени действительно паслись в ста шагах от того места, где мы заснули.
— И что мне теперь делать, дед
