мучила мысль о том, с кем Вика трахалась в заброшенном корпусе рафинадного завода или в давно закрытом кинотеатре и было ли ей так же хорошо, как с ним.
– Нас не арестуют? – в который раз спросил Илья.
– Может, и арестуют, – в который раз безразлично ответила Вика. – Тебе-то что, ты – гражданин, а меня в случае чего депортируют.
– Я и говорю…
– Не занудствуй, котик. Посмотри, какая красота. Это что за стиль?
– Модерн…
Ледарны были целым комплексом обветшалых строений: конюшни, склады, административные здания, бывший дом управляющего. За решетками и пыльным стеклом угадывались очертания электрочайника. С ветки свисала детская соска-пустышка. И кинематографичности ради туман полз с бухты, окуривая легковушки, микроавтобусы и могучие грузовики.
Автомобили столпились во дворе, как звери в трюме ковчега. То ли здесь была ремонтная мастерская, то ли свалка. Краска отслаивалась чешуйками с дохлых машин, сиденья сгнили, ржавчина пожрала металл. Туман просачивался в кабины, отчего человеку с развитой фантазией, каким был Илья, мерещились призраки за рулями развалюх. Кладбище драндулетов отдавало готикой: салоны и раззявленные, как рты, багажники могли служить чердаками для летучих мышей. Железо образовывало узкие улочки, копирующие лабиринты средневекового города, а отслужившие «Маны» вздымались, как кафедральные соборы или скорее идолы язычников. Нечто не сконструированное инженерами, а само по себе возникшее на пропитанном кровью холме Петршин и перенесенное сюда, в район Браник, по воле паганского бога.
Погожим днем здания источали сырость и холод, словно память о двадцати тысячах тонн льда.
– Я всегда говорю: если есть дверь, ее надо открыть! Сфоткай меня. Тут вот. – Вика подошла к седану, чей капот был уничтожен в давнишней аварии, внутренние органы оголены в техно-некрофильском бесстыдстве, а салон напичкан прелью. Тихо шуршали кроны лип.
Вика приняла кокетливую позу. У нее за спиной что-то задвигалось, Илья оторвал взгляд от экрана мобильника и уставился на двухметрового амбала, который вышел из-за металлолома. В ручище амбал сжимал кусок арматуры. Его лицо закрывала пластиковая маска мультяшного крота.
У Ильи защемило под ребрами.
– Вика… Вика. – Забыв прочие слова, Илья тыкал пальцем в амбала.
– Что там? – Вика обернулась и взвизгнула. Она не любила кино, но неплохо разбиралась в поп-культуре и точно знала парочку персонажей из фильмов в жанре слэшер.
Представитель этого жанра молчаливо брел по проходу между машинами.
– Иди сюда! – сказал Илья хрипло.
Вика не реагировала, застыв на пути амбала, как кролик перед удавом.
– Спокойно, – сказал Илья, теперь – человеку в маске самого известного кротового чешской мультипликации. – Мы не грабители! Мы гуляли!
Амбал нарисовал кончиком железяки восьмерку и повел головой, разминая шею. От страха Илью замутило. За годы в Чехии он ни разу не подвергался насилию. Не считая пары маминых подзатыльников. А драка со шпаной на Оболонской набережной случилась в какой-то иной жизни.
Будь Илья один, он бросился бы наутек, так и не узнав, что побудило амбала бродить с арматурой по заброшенному хранилищу льда – голос покойной мамочки или то, что в криминальных сводках Прагу называли европейской столицей первитина. Но между ним и кротом стояла Вика. Его Вика. Илья посмотрел по сторонам, наклонился и схватил первое попавшееся: оставленную кем-то на крыше автомобиля пепельницу, полную окурков.
– Вика! – Он ринулся к подруге и закрыл ее собой. Из пепельницы на его куртку лилась грязная дождевая вода, сыпались мокрые бычки. – Давай! – зарычал от страха Илья. – Давай! – Он замахнулся пепельницей, разбрызгивая ее содержимое.
Амбал остановился, обронил прут и снял маску.
– Все, мир, – сказал он по-чешски. – Ты весь запачкался.
– Ну вот! – капризно воскликнула Вика. – Так не честно! Слишком быстро!
– Все честно, – сказал амбал. – Пацан – молодец.
Мозг с трудом обрабатывал информацию. Теперь Илья застыл, как кролик, а Вика пробежала мимо и утонула в медвежьих объятиях амбала.
– Хороший!
– Как я тебе?
– Идеально. Только… маска кролика? Рили?
– Это элемент абсурда, – объяснил амбал.
Лишь сейчас пазл выстроился в пульсирующей голове Ильи. Он выдохнул, прижался к автомобилю и выпустил из скрюченных пальцев пепельницу. Рукав куртки был до локтя испачкан пеплом, холодная вода просочилась сквозь ткань, к тыльной стороне ладони прилип окурок. Илья тряхнул кистью.
Панический страх разъел в нем дыру, которую теперь заполнили стыд и злость, преимущественно на самого себя. Зачем он так орал? Он защищал Вику, но выглядел не как защитник, а как истеричка.
Будто не замечая его состояния, Вика весело сказала:
– Познакомьтесь. Илья – Баба, Баба – Илья.
Илья сперва подумал, что бабой Вика заслуженно называет его. Поняв, что это имя или кличка громилы, он криво улыбнулся, точнее, оскалился.
– Мы с Бабой – как брат и сестра, правда?
– Чистая правда, моя шикарная.
Баба опустил руку к заднице Вики и что-то сунул ей в карман штанов. Вика сжала бицепс громилы.
– Это была ее идея, – сказал Баба добродушно. – Я, если что, не маньяк. Я машины чиню.
– Маньяк, маньяк, – сказала Вика и посмотрела на Илью озабоченно. – Ну что ты, милый? Ты рассердился? Это же шутка, ты же любишь ужастики. Улыбнись. Так-то лучше. Давайте все дунем и выпьем пивка.
– Отличная идея, – процедил Илья.
А через час он сидел на багажнике ржавого «мерса», обдолбанный, в маске крота, и думал, куда подевались Вика с Бабой, за добавкой, что ли, ушли. Туман окутывал заброшенные здания Браницкого хранилища льда. В них тоже не водилось привидений.
Илья вспомнил тот день в автобусе, по дороге на медицинский осмотр. Почти год прошел, а его до сих пор передергивало от невинного розыгрыша Вики. И от того, насколько он был ослеплен любовью, в то время как друзья и мама пробовали его образумить.
Где она сейчас?
Ты не хочешь знать, тебе все равно.
Где она?
Плевать.
Нужно повесить цепочку и запереть своих демонов. Нужно возвести баррикады, как на фотографии. Илья провел пятерней по лицу, словно убирал прилипшую паутину.
Автобус высадил на площади с салатовыми зданиями, стальными лавочками и костелом. Интернет указал маршрут. Илья перебежал проезжую часть. Дав зарок больше не думать о Вике – и сразу его нарушив, – пошел по предместью. Нужная улочка нашлась, но не поликлиника.
Илья шагал мимо увитого плющом забора и таблички с фотографией обезумевшего сенбернара и подписью: «Осторожно, злая собака». В кронах слив и каштанов щебетали птицы. За накренившейся калиткой мелькнул дворик, сплошь поросший сорняком. В бурьяне пряталась ехидная морда сатира: козлиные рога, толстые губы, крючковатый нос, бородка. Копия немца, с которым Вика трахалась у Ильи за спиной. Сатир – рыло на позеленевшей цветочной вазе, псевдоантичность в одичавшем саду – проводил чужака злобным взглядом. Кроме гипсового полубога, никто
