тут мы увидели чудо перемещения объектов: к столовой подъехал дед на большом трехколесном велосипеде, у которого вместо руля — железный столик, а на столике закреплена ручная машинка для натирки льда. Древнее приспособление, позволяющее изготавливать ледяное мороженое. Я взглянул на деда и остолбенел: я видел этого дедушку в Сингапуре, на пляже Пазир-Рис, с этим же самым велосипедом, с таким же мутным куском льда, зажатым в машинке, с этими же баночками разноцветных сиропов.
— Стоп! — воскликнул я, выходя из остолбенения. — А колокольчик-то где?
Действительно, пазиррисовский дедуля звенел колокольчиком на весь пляж, созывая любителей охладиться сладким ледком. А у эквадорского деда колокольчика не было.
«Не он», — подумал я и успокоился. Наваждение исчезло. Что же до Маши и Валентины, то они не обратили на мороженщика никакого внимания. Их интересовало только одно — скоро ли поедем дальше.
Не скоро. Еще минут двадцать продолжались путевые закуски, а когда все уже собрались, нашего шофера позвали водители из других автобусов. И мы просидели без малого четверть часа, наблюдая за веселой беседой королей баранки и диктаторов пневматических дверей. И только после этого мы наконец-то продолжили наш изнурительный путь на юг.
Впрочем, после прогулки мы чувствовали себя достаточно сносно. Пепси, а в особенности мандарины, обогатили нас аскорбиновой кислотой, и к нам вернулось наше обыкновенное состояние перманентного любопытства. Я сделал несколько снимков прямо сквозь окно — банановые плантации. Я видел их и раньше, но такие двухпудовые золотистые грозди, как на этих хилых на вид пальмочках, — только в кино.
Дорога шла по высокой насыпи (в долине часты разливы множества рек, одна из самых больших низинных провинций в Эквадоре так и называется — Реки), а справа и слева — сплошное сельское хозяйство. В отличие от Колумбии, коровы здесь не в чести. Больше как-то предпочитаются те же бананы и рис. Болотного вида рисовые чеки — это пейзаж на многие часы езды.
Было несколько остановок, некоторые долгие, томительные, но чаще двухминутные. Проехали мы через еврейский городок, очень забавный: индейские евреи — уникальная экзотика. Но, кроме их мудрых ликов и не первой свежести черных одежд, других впечатлений мы почти не получили — слишком быстро проехали. А больше ничего особенного до самой Манты, собственно, и не произошло.
В Манте автовокзал и вокзалом-то назвать нельзя. Так, длинный дом с парой касс и несколько стоянок автобусов. Вокруг грязновато и бедновато. Но экскурсии и осмотр достопримечательностей мы решили оставить на завтра. Вечерело, и первым делом требовалось найти подходящий ночлег. В Манте отелей, хостелей и постоялых дворов раз в пять больше, чем требуется. Мы вышли на улицу, показавшуюся нам центральной или вроде того, и обнаружили, что чуть ли не каждый третий дом — гостиница. Я зашел в первую попавшуюся — за трехместный номер запросили двадцать долларов.
— С ума сошли, — спокойно сказала Валентина. — Мы в Кито жили за двадцать пять.
— Да уж, — согласился я. — Хоть и недорого, но провинция все-таки, могли бы и сбавить немного.
И вот так, сквалыжнически рассуждая о дороговизне, мы перешли улицу и удостоили своим посещением еще пару отелей. А потом еще парочку. И еще один. Диапазон цен был от тридцати пяти долларов (это шик-отель с коврами и люстрами) до восьми (это грозящий обрушиться дом с мокрыми полами и скользкими стенами). Мы выбрали за пятнадцать. Нет, вовсе мы не помешаны на экономии, время от времени мы выбрасываем на ветер столько денег, что хватило бы на… на о-го-го что хватило бы! Но как-то неохота переплачивать.
За пятнадцать мы получили вполне удобоваримый номерок с тремя кроватками и необходимой мелочью, причем на последнем этаже, куда нас по практически отвесной лесенке отвела портье.
— Здесь хороший вид, — сказала портье (она сама себя так назвала — «портие»).
Но над городом висела смоляная ночь, так что оценить местные виды не было никакой возможности.
Устроившись, мы спустились в кафе и плотно поужинали. От усталости, сладкой жирной ухи и пива меня потянуло ко сну. Моих тоже. Мы с трудом вскарабкались в номер, покачиваясь и постанывая, разделись, повалились в постели и рухнули в глубины сновидений. Как я и предполагал, до самого утра мне снились мокрые асфальтовые повороты и наш автобус, летящий в пропасть, а в конце полета — удар, и мою голову отрывает куском обшивки, кровь, огонь и так далее.
Утром я проснулся первым, взглянул в зеркало и обомлел — весь я, с головы до пят, был усыпан красными точками, как при сильно запущенной кори. Комары! Да, я их слышал сквозь сон, но не мог предположить, что их много!
Самое обидное, комариное племя кушало только меня. Ни у Маши, ни у Валентины — ни единого укуса. Они как увидели меня, так и покатились со смеху.
— Как леопард! — хохотала Маша.
Но в этом эпизоде я нашел и положительные черты. А именно: почему комары кусали одного меня? Потому, очевидно, что я им понравился больше других, значит, моя кровь вкуснее. Комары, может быть, и дураки, но губа-то ни у кого не дура.
— Глупости, — сказала Валентина. — Комары, которые тебя ели, все самки, ты же знаешь. Их притянул твой запах мужика, вот и весь секрет.
Но я остался при своем мнении — пусть я искусан, но все же моя кровь вкуснее. Кстати, мантинские комары разительно отличаются от московских — следы укусов полностью сошли за несколько часов, да и чесотки тоже не было никакой. Однако гостиницу следовало поменять. Ну ее к лешему, такую экономию. Так мы и поступили, выписались, перешли улицу и заняли номер за двадцать пять, с ковриками и, как показалось, без комариков.
— За две ночи в среднем получается по двадцать, — подсчитала Валентина. — Не так уж и дорого.
Мы гуляем по Манте. Первые же пятнадцать минут полностью проясняют обстановку — в Манте компьютерной каши не сваришь. Этот город, немножко курортный и немножко портовый, благодаря хорошей бухте, и немножко рыбачий — просто благодаря Тихому океану. В центре Манты нашелся магазинчик, торгующий всякой всячиной, но с компьютерным отделом. Одного взгляда на отдел было достаточно, чтобы определить уровень компьютеризации этого города. Биолог сказал бы о нем, что он находится в ранней стадии эмбрионального развития.
— Бизнеса тут не будет, — говорю я.
Валентина и Маша молчат, они и без меня это видят.
— Ничего, зато мы страну посмотрели, — попытался я как-то оправдать неудачную поездку.
Но не только страну мы посмотрели. Нас ожидали еще две маленькие радости. Первая — это мантинские рыбные
