Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
ладони. Тот был весь исписан. Плоскогубцами он открутил от металлической трубочки дюйма полтора, поле чего намазал густой желтоватой слизью, которую нагреб из древней баночки из-под обувного крема. Быстро и проворно вынул гвоздь, снял бамбуковый чехол и продел готовый паланг из ручки сквозь кровоточащую дыру в пенисе Дрейка. Работу свою он закончил тем, что обмазал весь орган ослизлыми комками того же лекарства, «чтобы у вас копье не заболело и не отпало, ха-ха-ха». В Америке, посоветовал Пак Мофан, Дрейку нужно будет заменить этот прекрасный стерженек высококачественным американским палангом из золота и бриллиантов, как тот, который носит президент. Должно быть, жена президента – очень счастливая дама. Да, согласился Дрейк, это уж точно. И Дрейк дал слово сделать все, что будет в его силах, чтобы распространить наслаждение паланга по всем пятидесяти штатам. Перед тем, как пожать на прощание друг другу руки, Паку Мофану непременно следовало примерить новые солнечные очки. Он в них похож на кинозвезду? Да, ответил Дрейк, похож, и сделал снимок в доказательство.
– Я всегда знала, что ты чокнутый и непременно сделаешь что-то подобное, – произнесла Аманда, откровенно завороженно пялясь на своего новоукрашенного мужчину, – но никогда не была уверена, что ты на такое действительно решишься. Выглядит скверно, болит?
– О нет, вообще нет. На самом деле, довольно-таки бодрит.
– Да ну? Поглядим, что ты скажешь после того, как первый раз пописаешь. А вазелиновая жижа, я полагаю, это какая-то заживляющая мазь.
– Да.
– У тебя же не будет инфекции и ты его не потеряешь, правда?
– Некоторые умирали, – признал он. – Потери в долгом марше к эротической Утопии.
Она не могла оторвать от него взгляда.
– Ювелирка для пениса, – воскликнула она. – Что за изобретательный народ. А когда можем испытать в деле?
– Пак Мофун сказал – через два месяца, но не знаю, смогу ли я терпеть так долго.
– Я тоже.
– Говорят, как только тебе сделают такую операцию, обратной дороги уже не будет. Говорит, ощущения для обоих партнеров умножаются неописуемо.
– Ты – человек множества деталей, Дрейк.
– Все в равной степени привлекательны, надеюсь.
– Я тоже на это надеюсь.
Той ночью, как будто пронзившее его устройство было стержнем из кремня, что высекал летучие искры из твердого укромного места у него внутри, Дрейк понял, что не может спать, трут его ума славно пушился, возбужденный только что выпущенными в его тело химикатами, беспокойные пальцы неудержимо бродили внизу, стараясь коснуться во вновь возникающем изумлении распухшей действительности его раненого «я». Он себя ощущал высланным, отправленным в космос вместе с храбрецами, стоиками, безумцами, с теми, кого физика желания исказила так, что их черты стали карикатурны и баснословны, с преобразованным населением грядущего мира.
В ту ночь ему пылко хотелось выступить сосудом для того, что пекиты называли «хорошим сном», – связанной череды ярко освещенных сцен с крепким актерским составом и превосходным темпом монтажа, переданных с такой достоверностью, что их графическая развертка переживается как важное событие наяву, точное воплощение реальной жизни, если не считать сосущей опаски, что всякий предмет, всякий поступок пропитан смыслами лично для Дрейка, а к тому же для всей деревни и всех ее обитателей. Ибо если бы он смог передать пекитам ценную информацию с другой стороны, как они б сумели воспротивиться и не ввести его в священную дружбу племени? Но слишком уж взвинченный своим пульсирующим палангом, чтобы удостоиться милости глубокого нырка, прерывистые часы провел он, плывя в воображаемой долбленке вдоль потока своего дыхания в сумеречную страну на границе сознания, а в итоге оказался в населенной призраками роще железного дерева, увешанной гирляндами из сотен расчлененных рук и ног, болтающихся на манер безвкусных безделушек всех оттенков распада на лохматых веревках из человеческих волос, этот гротесковый мобиль безмолвно покачивался в зеленом супе лесного света, кровь капала разметанным певучим ритмом на протянутые листья, сваленные бревна, качкие папоротники, испакощенные клумбы волглого мха. В промежность каждой ветви вбита была человеческая голова, глаза расширены в чрезмерных гримасах непроходящего потрясения, как будто сами деревья породили этот диковинный плод, дабы подглядывал за миром и неожиданно приходил в ужас от того, что зрит. И вопрос, который всё вращался в уме у Дрейка, обрел остановку: нет, охота за головами – не зло; это разновидность молитвы. Зло – оголтелая штука, которая скачет по земле и носится по воздуху, бездомное жаждущее нечто в поисках общества, верный друг. И когда оно явится тебя отыскать, придет оно и впрямь как друг. Затем, чтобы восстановить собственное равновесие, тебе придется взять голову. Придется. Или получится, что сам, твоя семья, твой народ – пожраны злом. И тогда ты можешь оказаться препоясан вяленой кожей с пряжкой из мосластого колена.
Где-то перед зарей в комнату к Коуплендам прокрался сын вождя в футболке «ЖГУЧЕЙ БОЛЯЧКИ» и мягонько потрогал Дрейка за плечо. Тот сел, сразу же насторожившись. Ни знака не подали, ни слова не произнесли. Дрейк схватил свои лесные ботинки и самые сухие носки, фотоаппарат и вышел за сыном вождя на веранду, где со своими копьями, духовыми ружьями и клинками мандау в ножнах собралась безмолвная компания пекитских мужчин. Меж их татуированных ног легкомысленно скакали шелудивые собачки. Вождь глянул на Дрейка, заглянул в него и величественно отвернулся, значение этого жеста осталось столь же затуманенным, какими их Дрейк всегда и находил. Человек, с которым Дрейк никогда не разговаривал, а потому и никогда не замечал его, вручил ему крепкое, хорошо сбалансированное копье. Пальцы Дрейка с повышенной чувствительностью сомкнулись на древке, на бугорках, сколах, стертых лысинах, на всей ненадежной истории древесины. Дрейк сурово кивнул и пожал мужчине руку. Тот улыбнулся: половины зубов у него не было, остальные – сломанные и пожелтевшие пеньки.
Гуськом они тихо вышли из деревни, ретивые собаки трусили впереди, по земляной тропе, что вилась вдоль пенившейся желтой речки, миля за милей, Дрейк воодушевлен, как маленький мальчик в своей поездке в «Мир Диснея». Ему понравилась та непринужденная манера, с какой ему сообщили, что его берут с собой на охоту, невозмутимость, подразумевавшая как «Само собой, предполагалось, что ты пойдешь», так и «Будь благодарен, что тебя избрали». Лес был жив, весь звенел тонами, которые Дрейку удавалось признать, но не определить. Твари. Жизнь. Даже растения без мышц, казалось, тянулись к нему зелеными руками-лопатками. Вот оно, несмотря на ранний озноб, случайные царапины, возникавшие у него на незащищенных ногах и руках, – существование в само́й своей искрометности, истинное, прогулка по краю настоящей охоты на свиней на Борнео.
Все утро ничего особо не происходило. Они забрались далеко вниз по реке к
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 103
