почерком вывел на них имена, а потом заверил личной печатью и подписью.
Растворяющаяся в утренней дымке Геста коснулась плаца ласковыми голубоватыми лучами и осветила радостные, улыбающиеся лица.
Командор подхватил свою жену за талию и радостно закружил. Она смеялась, громко всхлипывая, и крепко обнимала его за шею.
Никому и в голову не пришло, что Фоль оставил прощальный подарок…
Шестое майрэля. На рассвете
Адель
С улыбкой кивая на поздравления, Ким потащил меня от плаца в сторону ангаров. Я безропотно шла следом, утирая слёзы с лица. Не верила. Просто не верила, что всё получилось. Не верила, что проклятие наконец позади, мой командор жив, а дети уютными искорками греют изнутри, и мне ни от чего не нужно отказываться! Попыталась остановить Кеммера, чтобы обнять, но он тянул меня вперёд огромным, довольным локомотивом. И я поддалась — да пусть ведёт куда хочет, хоть в Разлом. На всё согласна, лишь бы с ним!
Когда он затащил меня в ангар и приказал техникам открыть ворота, послушно взошла на борт незнакомого маголёта, краем сознания отмечая, что он совсем иной. Внутри мало свободного места, почти всё пространство занимают удобные диваны-сиденья со столами, словно это не маголёт, а... небольшой кабинет с крыльями и круглыми окнами-иллюминаторами!
— Встречного на взлёте, попутного в полёте! — пожелал механик, открывающий огромные ворота ангара перед нами.
Ким провёл меня в кабину и усадил у штурвала ровно перед собой, широко раздвинув ноги, чтобы нам обоим хватило места в глубоком кресле пилота.
Прижалась к мужу спиной и остро ощущала его близость, чувствовала, как он наклоняется к шее и втягивает запах моей кожи, отчего по телу бегут мурашки.
— Куда мы летим? — тихо спросила я.
— Не куда, а откуда. Мне просто хочется остаться с тобой наедине. Так, чтобы никто не посмел нас побеспокоить, — хрипло ответил он. — Хочешь, покажу как взлетать?
Если Ким думал, что я сейчас в состоянии хоть что-то понять и запомнить, то очень сильно заблуждался. Меня лихорадило от пережитых эмоций — сначала дикого страха за Кеммера, потом не менее дикого отвращения, когда пришлось принести брачную клятву Фолю, и наконец дичайшего восторга, когда всё наконец разрешилось благополучно.
Сердце до сих пор стучало бешеным барабаном, и не только моё. Когда маголёт вырулил на взлётно-посадочную полосу, а после с рёвом поднялся в воздух и набрал высоту, Ким откинулся на сиденье, и я отчётливо почувствовала, что его бьёт крупная дрожь. Он казался таким спокойным и собранным, а сам волновался не меньше меня!
— Можно я к тебе повернусь? — тихо спросила я.
— Погоди секунду. Сейчас заблокирую штурвал, чтобы держать эшелон.
— Эшелон?.. это не специальный поезд?
— Нет, в авиации так называется определённая высота. У гражданских и военных маголётов разные эшелоны, чтобы не мешать друг другу.
Пару минут спустя он стабилизировал полёт, отпустил штурвал и обнял меня обеими руками.
— Мы не упадём?
— Нет, будем просто лететь прямо на одной высоте, пока хватит энергии в двигателе.
Я развернулась к Киму лицом и бесстыдным образом оседлала, чтобы смотреть ему в глаза.
— Мой муж... — с нежностью провела пальцами по гладко выбритой щеке, а потом сказала: — Кстати, есть ещё одна клятва, которую я бы хотела принести. Клянусь, что никогда не предам тебя.
Небольшая магическая вспышка озарила кабину и растворилась в сочных рассветных лучах. Мы летели ровно на восток, откуда вставало рдеющее солнце, щедро расплёскивавшее по небу алые всполохи огня. Край горизонта полыхал рассветом, особенно ярким и запоминающимся. Словно в небе вспыхнули и горели мои собственные чувства.
Ким крепко обнял меня и уткнулся в шею, замерев. Смешной. Я бы всё равно никогда не предала, клятва ничего не меняет, но раз она нужна ему, то пусть будет. Неимоверное напряжение с дрожью выходило из его сильного, уставшего тела. Он вцепился в меня так, словно в воздухе на безумной высоте держала его я, а не купающиеся в утреннем буйстве красок крылья биплана.
— Раньше у меня была только одна огромная страсть — небо. А теперь их две — небо и ты, — хрипло проговорил Ким и поцеловал.
Завладел губами, прошёлся по ним ласкающим касанием языка, а затем углубил поцелуй, властно прижав меня к себе.
Постепенно напор нарастал, Ким держал меня обеими руками так крепко, словно приковал к своему телу. Когда безумно жаркие поцелуи спустились от лица к ключицам, я смогла немного отодвинуться и расстегнуть сначала жилет, а затем рубашку. Мужу потребовалось меньше мгновения, чтобы стянуть их с меня.
В розовом свете зари кабина казалась драгоценной шкатулкой с хрустальной крышкой, а глаза Кима мерцали тёмно-фиолетовыми отблесками. Он не сказал ни слова, но я видела жадный взгляд, чувствовала нетерпение и бешеное желание, проснувшееся в муже, и откликалась на них всей сутью.
— Помоги мне снять брюки, — хрипло попросила я.
Он ответил хулиганской, сумасшедшей улыбкой и алчными, оставляющими огненные печати на теле поцелуями. Когда Ким приподнял меня и прикусил навершие груди, при этом сжав до сладкой боли бёдра, я глухо застонала.
— Нас никто не услышит, — сказал он и тем отключил последние тормоза.
Мои брюки полетели в проход, следом отправилась его окровавленная рубашка. Я потёрлась о мужа обнажённой грудью, а затем нежно принялась кусать могучую шею. Его кожа казалась самым невероятным деликатесом: чуть солоноватым, но при этом сладким и пахнущим мужем. Сводящий с ума коктейль вкусов и запахов.
Когда Ким наконец наполнил меня до предела, я задрожала и прижалась к нему.
Теснее! Ближе! Глубже!
Его движения стали упоительно резкими, а я совершенно потеряла контроль, хотя и была сверху. Ким завладел мною целиком, без остатка, без права на сомнения или возражения.
Нас обоих накрыло экстазом одновременно, и его отголоски прошлись по телу созвучными разрядами удовольствия.
Ким напряжённо сдавил меня в объятии и тихо попросил:
— Поклянись, что не оставишь меня. Что в одно утро ты не уйдёшь и не унесёшь с собой свою нежность, своё тепло, свою улыбку и свой запах. Пожалуйста... Я сделаю для тебя всё, что угодно. Если хочешь статуса, добьюсь позиции в министерстве. Если денег, то заработаю. Построю для тебя такой дом, какой ты захочешь, дам все, что попросишь, только поклянись, что ты меня не оставишь!
Его глаза смотрели с такой болью, что сердце пропустило несколько ударов.
Боги, как глубоки его
