унять пульсирующую головную боль, словно кто-то методично вколачивает гвозди в мой череп.
– Что ты ей сказал о вас? – Элли осторожно касается моего локтя.
– Ничего особенного, – отталкиваюсь от стены и с опустошённым взглядом направляюсь в сторону автоматов с кофе. – Сказал, что Картер попросил присмотреть за ней в Монреале, – нажимаю кнопку с американо.
– Она вас помнит? – задаю встречный вопрос Элли.
– Да, в её картине мира мы только переехали в Канаду.
Мне хочется выть от обиды и безысходности, распороть грудную клетку и вырвать сердце. Я безумно благодарен Богу за то, что Сена жива и здорова. О другом и просить не смею, но эгоистичная часть меня всё никак не уймётся – зудит, ноет, бьётся в истерике, отказываясь принимать факт, что сейчас я для Сены – чужой человек. Все наши совместные моменты, шутки, понятные только нам, улыбки до морщинок в уголках глаз, бесконечные разговоры до рассвета, тайны и чувства, которыми мы делились за закрытой дверью – всё это стёрлось до белого листа, осталось только в моей гребанной голове, где мозг с завидным энтузиазмом подкидывает мне все новые воспоминания и будто перечеркивает их красным маркером, ставит на них клеймо с жестокими надписями: «Забыто», «Стерто», «Не существует»
– Курт, мне очень жаль, – Элли безошибочно считывает мою душевную агонию, грустно прильнув к автомату.
– Главное, что она жива, остальное неважно, – откашливаюсь и тру лицо ладонями, только сейчас ощущая дикую усталость. Она внезапно обрушивается на меня неподъёмным грузом в сочетании с эмоциональным потрясением, вдавливая в землю невидимой гравитацией. – Ей нужен хороший специалист, Элли. У меня есть контакт психолога, специализирующегося на подобных случаях.
– Спасибо тебе…
Больше я ничем здесь помочь не могу. Любые контакты с Зефиркой должны быть одобрены психологом и специалистом, а рядом должны находиться люди, которых она помнит и которым может беспрекословно доверять.
Отлично, меня снова оставили за бортом. Всё как ты хотел, Картер, – она меня забыла, и я должен с этим смириться. Память о нас – теперь лишь эфемерная материя, существующая только в моём измученном сознании, словно проекция фильма, который больше никогда не выйдет в прокат.
Глава 45. Клетка
Сена.
Психологи, врачи, одни и те же вопросы и раздражающие бесконечные тесты – так проходит каждый мой день. Каждый чёртов день.
Моё сознание, словно запертое в клетке, отчаянно пытается ухватиться за ускользающие воспоминания. Целый год жизни – стёрт. Мой единственный год свободы. Время, когда я наконец-то вырвалась из-под контроля сестры и могла на правах совершеннолетнего человека совершать собственные ошибки.
Удушающая забота Элли и Картера выматывает сильнее, чем амнезия. Ирония судьбы: едва вкусив независимость, я снова оказалась беспомощной в глазах других. И хуже всего, что я даже не помню вкус этой свободы. Не помню, как справлялась сама, какие принимала решения. Всё это растворилось в чёрной дыре моей травмированной памяти.
– Ксения, – мягкий голос психолога возвращает меня в реальность, – расскажите, какие образы возникают, когда вы пытаетесь вспомнить последний год?
Я вздыхаю, отводя взгляд к окну, откуда солнечные лучи, преломляясь, рисуют причудливые узоры на полу кабинета – слишком яркие, слишком жизнерадостные для моего состояния.
– Словно пытаюсь поймать дым руками. – Немного грубо получается, потому что уже отвечала на подобный вопрос раз сто. – Вы просите описать то, чего нет. Иногда мне кажется, я улавливаю что-то… Запах, музыку, но это всё равно что пытаться вспомнить чужой сон.
– А ваше выступление на Олимпиаде? – осторожно спрашивает Миссис Бэкер, постукивая карандашом по блокноту. – Мы все видели вашу программу, Ксения. Это было…
– Вся страна видела, – перебиваю я её не желая слушать как потрясающе я выступила – вот только я единственная, кто не помнит ни секунды этого триумфа! Ни единой! Вы представляете, каково это?
Миссис Бэкер выдерживает паузу, позволяя моему всплеску эмоций утихнуть.
– Ваша память будет возвращаться обрывками, Ксения. Амнезия после травмы…
– Это не быстрый процесс, – заканчиваю я за неё и закатываю глаза. – Вот только этот процесс вообще никуда не продвинется, если я продолжу сидеть в Торонто!
***
Спустя две недели меня наконец-то выписали и разрешили домашние тренировки. Казалось бы, сиди в роскошном пентхаусе и наслаждайся жизнью, но нет, обладатель этого пентхауса, судя по всему, решил завершить карьеру в большом спорте и переквалифицироваться в профессиональную сиделку. Картер каждый день готовит мне протеиновые завтраки, занимается со мной физиотерапией и постоянно приобретает какие-то немыслимые приспособления для восстановления мышц и суставов.
Я наблюдаю, как муж моей сестры колдует над очередным зелёным коктейлем, его широкие плечи напряжены, будто он готовится к олимпийскому старту, а не к приготовлению смузи. Забота в каждом его движении искренняя, но от этого она не бесит меня меньше.
– Тебе разве не нужно быть на тренировке? – задаю вопрос, разминая ноги в новых спортивных лосинах, которые, к слову, также купил мне Картер, так как они улучшают кровообращение.
– Я уже был сегодня на утренней тренировке.
– А вечерняя будет?
Отчаяние в голосе выдает меня с потрохами.
– С какой целью интересуешься? – Он оборачивается и одаривает меня хитрой улыбкой.
– С той, что вы не даёте мне продохнуть! Хватит со мной возиться как с беспомощной!
– Я просто помогаю, – в его голосе слышится недоумение, как будто он действительно не понимает.
– Нет, ты параноишь! Не даёшь мне проходу своей заботой!
– Неправда! Я просто помогаю близкому человеку, ты же мне как сестра!
– А Элли – я реально сестра, но она не сходит с ума. В чём твоя проблема? – Я скрещиваю руки на груди, создавая барьер между нами.
– Ни в чём, я просто переживаю, это же понятно…
– Знаешь, я гуглила твои замашки, и то, как ты себя ведёшь кое-что означает! – Решаюсь вывалить на него все свои догадки.
– Ну-ка, просвети меня, диванный эксперт, – смеётся Адамс, ставя передо мной коктейль и усаживаясь рядом.
– Ты ведёшь себя как человек испытывающий острую вину! – выпаливаю я и кажется попадаю в яблочко.
Картер замирает на полуслове. Его плечи мгновенно каменеют, в глазах мелькает что-то похожее на панику – быстрая, почти неуловимая вспышка страха. Он судорожно сглатывает. На долю секунды мне кажется, что он сейчас просто развернётся и выбежит из комнаты. Эта реакция настолько красноречивая, что внутри меня разливается горькое удовлетворение – я права. Он действительно терзается виной, изводит себя мыслями о том, что мог предотвратить случившееся.
– Ты думаешь, что если бы я не жила в Монреале, не занималась танцами, то всего бы этого не случилось? Винишь себя, что позволил Элли отпустить меня?
Его
