уже справился с собой, указал снова Клобукову на стул:
— Садитесь, пожалуйста!
— Спасибо, — вежливо ответил Клобуков и тут же спросил: — Можно мне снять кофту? Жарко, знаете... Или это неудобно — в официальной обстановке, так сказать...
— Ну почему же! — только и сказал Виктор Борисович.
Клобуков неспешно снял кофту, сложил аккуратно и перекинул через спинку стула, и только после этого сел, одновременно взглянув на Герасимова. Виктор Борисович успел перехватить этот взгляд и сказал:
— Во время беседы будет присутствовать наш сотрудник, Петр Васильевич Герасимов.
— Мы с товарищем Герасимовым уже знакомы, — слегка поклонился в сторону Петра Клобуков. — Мне будет очень приятно! Почему же, конечно...
Он, совсем освоившись и умостившись на стуле, огляделся по сторонам, увидел на книжной полке чугунного Дон Кихота, поинтересовался:
— Каслинское литье?
— Вроде бы нет, — ответил Виктор Борисович и тут же поправился: — А может, и каслинское.
— Виктор Борисович, — спросил вдруг Клобуков, — у нас с вами будет беседа или допрос?
— У нас будет допрос, — сказал Яковлев. — Вы подозреваетесь в соучастии в преступлении, которое выразилось в незаконном перемещении через Государственную границу СССР предметов изобразительного искусства.
Клобуков только повел плечами, вздохнул.
— Какая нелепость! — сказал он. — Надеюсь, я смогу полностью отвести это нелепое предположение, порочащее мою репутацию. Спрашивайте, я весь к вашим услугам!
— Знакомы ли вы с Татьяной Сергеевной Тарновской, а если знакомы, то с какого времени?
Клобуков начал неспешно:
— Я уже говорил следователю, который допрашивал меня в апреле — ну тогда, когда меня случайно задержали в квартире Тарновской, — что знаком с ней очень поверхностно. Я больше знал ее бывшего мужа, Георгия Тарновского, с которым познакомился в январе прошлого года. С ним мы по крайней мере несколько раз встречались на выставках в Манеже. А с Татьяной Тарновской, повторяю, нас мало что связывало.
— Вы не оказывали ей помощи при покупке или продаже картин?
— Я? Что вы, конечно, нет! Между мною и ее, как я теперь понимаю, довольно темными делами нет ничего общего! Помощь при покупке? Нет, конечно, если не считать, что я мог ответить на какой-нибудь вопрос о том или ином художнике. Я, видите ли, охотно делюсь своими скромными познаниями с теми, кто искренне интересуется искусством.
— А Тарновская интересовалась искусством? — задал вопрос Виктор Борисович.
Клобуков вскинул на него взгляд темных, как маслины, глаз, но тут же опустил их к столу и, медленно подбирая слова, ответил:
— В известном смысле — интересовалась. Правда, мне и раньше казалось, что ее больше интересовала коммерческая сторона, чем истинная красота произведения искусства. — Он красноречиво развел руками: что, мол, с нее возьмешь?..
— Значит, — повторил вопрос Виктор Борисович, — впрямую вы ее не консультировали при покупке или продаже картин? Или консультировали?
— Нет, не консультировал.
— Тогда еще один вопрос к вам: во время обыска десятого апреля у вас в рабочем кабинете были обнаружены в ящике стола две золотые цепочки с кулоном в виде сердечка. Вы сказали, что случайно купили их в магазине. Так?
— Да, так.
— Ознакомьтесь, пожалуйста, с заключением экспертизы. — Виктор Борисович пододвинул к нему лист бумаги. — Здесь зафиксировано, что эти цепочки — иностранного производства, следовательно, купить их в магазине вы не могли.
Клобуков медленно, так медленно, что Герасимову хотелось помочь ему, извлек из кармана пластмассовый очечник, раскрыл его, надел большие, в темной оправе очки, стал читать бумагу. Прочитал, положил ее на стол, потом снова взял в руки, еще раз прочитал, снова отложил в сторону, снял очки, сложил аккуратно и уложил их в очечник.
— Да, — сказал он наконец, — я теперь припоминаю, что, действительно, покупал цепочки не в магазине, а с рук. Дернула меня нелегкая — дешевизной прельстился — и купил у какой-то цыганки. Ходят, знаете, такие, в платках!.. Я, конечно, понимаю, что в моем положении заниматься этим не совсем прилично, но, как говорится, бывает и на старуху проруха... Простите великодушно!
Виктор Борисович взял заключение экспертизы и протянул Клобукову новые документы:
— Ознакомьтесь с показаниями Тарновской, где она говорит, как незаконным путем были перемещены через Государственную границу СССР и вручены ей триста золотых цепочек, аналогичных тем, которые найдены в ящике вашего стола. А вот это — еще одно заключение экспертизы, в котором подтверждается идентичность химического состава золотых цепочек, изъятых у вас и у Тарновской.
И снова Клобуков неторопливо водрузил очки на глаза, снова вдумчиво читал показания и заключение экспертов. Потом сказал:
— Я сомневаюсь, что можно с такой точностью идентифицировать химический состав.
— Можно, — подтвердил Виктор Борисович, — с помощью радиоактивных изотопов. В заключении об этом сказано.
Наступило молчание, которое прервал Яковлев:
— Ну так что вы скажете?
Клобуков пожал плечами. Сидел он как-то низко согнувшись, почти припадая грудью к столу, а тут еще и голову наклонил, и было неясно, то ли он глубоко раскаивается, то ли пытается выгадать время. Наконец он произнес:
— Виноват. Каюсь и глубоко сожалею. Не хотел говорить: есть, знаете, такая область отношений между мужчиной и женщиной, в которой очень трудно разобраться. В ней всякое намешано: высокое и низменное, подлинное чувство и животная страсть. И не всегда человек волен делать то, что надо бы делать. Иногда его чувства, как необузданные кони, вырываются из-под управления.
«Уж у тебя-то вырвутся страсти, как же, жди!..» — подумал про себя Герасимов. А Виктор Борисович слушал Клобукова, казалось, с видимым удовольствием. Лобастая, с небольшими залысинами голова Яковлева даже подалась вперед, ближе к рассуждающему Клобукову. Быть может, это движение как-то насторожило допрашиваемого, потому что Клобуков вдруг прервал свои размышления, принужденно улыбнулся.
— Короче, во время одного нашего интимного свидания Татьяна сама навязала мне эти цепочки. Сказала, что купила их, чтобы подарить мне. И я не мог отказать женщине, хотя, как вы понимаете, духовного родства между нами не могло быть. Я взял цепочки, но, заметьте, домой я их не понес, оставил на работе в столе. Мне было стыдно, я не хотел нести домой золото, приобретенное таким путем! Впрочем, вы могли убедиться во время обыска, у меня дома нет никаких ценностей, кроме коллекции картин.
— Допустим, — согласился с ним Виктор Борисович, и Клобуков только руками развел: дескать, вы сами видите!.. — Но если у вас были интимные
