Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
метнуть со всех фацетт.
Гранильщик опытный расчистит на экране —
Углы падения, наклоны каждой грани,
Надломы, россыпи и выбрызги луча,
Ярь благородную, как лошадь горяча!
Здесь – то же. Вижу я каноны симметрии,
Члененья четкие, антитезы́ крутые
И пронизавшие всю толщу речи всей
Скрещенья строгие незыблемых осей.
И мысли ясный луч, летя в граненом слове,
Как боевой клинок, все время наготове,
Дробится в радугу, и семь цветов ее
Прекрасной полнотой объемлют бытие!
Вот фиолетовость: то чудная динамо
Сгущает капли масть и так парит упрямо
По медным проводам – чтоб молния в плену
Нетленной силою наполнила страну.
Вот синева: то цвет, то холст комбинезона
Рабочего, то хмель прохладного озона,
Которым дышит труд: «жить стало веселей».
Вот голубой разлив: то блеск и звон морей,
Куда мы шлем суда, глуби воздушной сферы,
Где самолетам вслед чертят круги планеры.
Вот зелень: то леса, луга, сады, поля, —
С двойною силою родимая земля,
Неиссеченная враждебными межами.
Вот жемчуга, – то ширь, пшеницами и ржами
Заплеснутая, даль, где золото парит
Шарами цитрусов на ветках Гесперид.
Вот луч оранжевый – то сполох на огромных
Мартенах яростных, на исступленных домнах
Той стали огневой, ликуя и спеша,
Чтоб солнце вспомнила крылатая душа.
Вот алость, наконец, чистейший блеск сиропа,
То революция, вино, каким Европа
Еще упьется всласть, что каждый день и час
Во всех артериях пульсирует у нас.
Семь цветов радуги, раскованной в алмазе,
Переливаются, плетя взаимосвязи.
И алого луча тончайшую иглу
Встречаешь прописью в любом его углу.
Здесь диалектика – не росчерк на бумаге,
Не мозговой балет, не свист веселой шпаги, —
В ней зубья врубовки; в ней жала сверл и фрез,
Что прорезают мир от недр и до небес;
В ней перст прожектора, пред кем дрожит измена;
В ней неподкупный зонд, бездонный глаз рентгена,
Все видящий насквозь, в ней вечный тот магнит,
Что души компасов одной мечтой святит.
И – понимаешь все! «Проклятые вопросы»
Вмиг расплываются, как дым от папиросы,
Когда прохладный бриз вдруг вломится в окно,
И вбрызнет молодость, – и каждое звено
Вдруг зазвенит в тебе, сбивая прах застылый…
И – надо действовать!.. Материальной силой
Идея предстает, войдя в сознанье масс, —
Когда густит ее (добавлю я) алмаз…
«В наши дни, – пишет Василий Молодяков, – “Эпический цикл” вспоминают лишь как эпизод одической “сталинианы” – тема, морально болезненная для многих. Таких славословий как будто положено стыдиться, но искренность Шенгели, а также Пастернака и Бенедикта Лившица, нельзя ставить под сомнение, равно как вымученность “савеловских” “Стансов” Мандельштама и вынужденный характер стихов Ахматовой из цикла “Слава миру”. “Стыдиться” и “извиняться” за Шенгели нет необходимости.
“Эпический цикл” не сводится к поэмам о Сталине. Это действительно масштабный опыт создания интеллектуального, историко-философского, а не пропагандистского советского эпоса. Это выдающееся литературное произведение, хотя едва ли кто-то признает его бесспорной художественной удачей и, тем более, высшим достижением автора. Неполная удача – куда справедливее, чем «неудача» – Шенгели свидетельствует о невозможности создания видевшегося ему эпического произведения, в котором интеллектуальная и философская глубина и широкий историко-культурный контекст органически сочетались бы с прославлением режима и его вождя. Для этих целей нужен канон “попроще”, образцы которого дали Демьян Бедный и Маяковский…»
В 1939 году Шенгели издал свою книгу «Избранные стихи», куда вошло лишь одно, не печатавшееся прежде нигде стихотворение, в котором хотя бы мимоходом упоминается его «Эпический цикл», условно названный «венцом бытия»:
Поздно, поздно, Георгий!.. Ты пятый десяток ломаешь,
Стала зубы терять клинописная память твоя,
Стало слово черстветь, – а ты все о бессмертной мечтаешь
О поэме твоей, о «венце» твоего «бытия».
…А теперь – и закат! Проживешь ты, надеюсь, немало:
Ты двойного заряда, ничем не болел никогда;
Но мечта о бессмертной поэме (ты видишь?) увяла:
Мир – тебя обгонял, а твои уходили года…
Скорость движения мира и скорость собственной жизни у многих людей не совпадают, из-за чего совершенные нами дела остаются часто не реализованными и пропущенными миром. Шенгели был невероятно активным писателем, им было осуществлено множество огромных творческих замыслов, но половина из них остались миром «прозеванными», как он говорил о Сигизмунде Кржижановским. «Шенгели тяжело было быть незамеченным поэтом, – писал о нем в четвертом номере журнала «Арион» за 1997 год Михаил Гаспаров, – но он понимал, что незамеченность есть высшая форма необходимости людям… Поэт не творит мир – время романтических самомнений прошло… Поэт проясняет мир – в этом его настоящее призвание». Вот только жаль, что никто не знает, как его прояснить, если ты живешь – неуслышанным…»
За исключением двух отрывков из эпической поэмы о Сталине, опубликованных в третьем номере журнала «Наш современник» за 2006 год, и двух небольших по объему поэм на близкую им тему и отчасти раскрывающих образы вождей нашей революции в литературном сборнике «Киргизстан» за 1943 год, ничего другого, раскрывающего «венец бытия», нигде напечатано пока больше не было.
Это меняет историю русской поэзии
По словам академика Сергея Аркадьевича Векшинского, с которым Шенгели дружил со времен гимназической скамьи, наряду с освоением приемов стихотворчества он тщательно изучал еще и саму теорию стиха. «Я помню его первые опыты стихов, – говорил он. – Когда он приходил в негодование на то, что его стихи не звучат, сравнивая их со стихами Пушкина, и говорил о том, что его собственные стихи “дубовые”, что нужно серьезно разобраться и изучить законы, управляющие хорошим стихом… “Я должен разобраться”, – твердил он, и после этого недели и месяцы изучал фонетику и метрику стиха… и все это он делал только для того, чтобы знать, как строится стих».
Еще в 1912 году, когда Шенгели только начал писать стихи, он обратил внимание на то, что «ямб Пушкина не совпадает с определением ямба в школьном учебнике». И это подтолкнуло его к «систематическим наблюдениям над фактурой стиха у больших поэтов» и к чтению стиховедческой литературы. При этом, будучи по своей природе щедрым человеком, Шенгели, освоив открываемые им поэтические законы, использовал полученные знания не только для развития собственного поэтического творчества,
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 110
