Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
тлеющих углей, но глаза сияли от другого, сокровенного огня. Пока Бруно пытался оттащить сестру в сторону, тем самым сдирая слой за слоем с Лили, ища ее внутри Сары, видение превратилось в сон, и он очутился в комнате под землей, – каким-то образом зная, что она под землей, – и во тьме из незримых темных углов на него повеяло сладковатым запахом гнили. Воздух был плотным от дыхания голубей, которых он не видел, но чувствовал, слышал их голоса повсюду вокруг себя, и чем больше он думал, сомневался, удивлялся, тем сильнее ему казалось, что это не птичье дыхание, а крысиное… с чего вдруг такая мысль пришла ему на ум? И Бруно во сне задавался вопросом, где же, где его голуби? Почему их съели? Не успел он дождаться ответа, как вдруг почувствовал, что уже не один там, под землей, посмотрел вниз и встретился взглядом с Сарой, чьи глаза были пламенеющими угольками, и она таращилась на него, задрав голову, потому что каким-то образом была у него в плену, словно выросла из него – и, хоть он понятия не имел, как такое возможно, у нее за спиной, как будто вырастая из нее, а тем самым из них обоих, была Лили, которая что-то говорила на незнакомом языке, нет, шиворот-навыворот, понял Бруно, да-да, до него дошло, что Лили произносила слова наоборот. Он пытался разобрать эти слова, повиснув вниз головой, и мучался все больше, тяжесть составного тела росла, тянула его вниз, как и исковерканные речи девушки, и были двойные существа, тройные существа, объединенные неведомо как и где: одно говорило, другое смотрело, а последнее умирало.
Раздался крик, и Бруно вскочил на ноги. Испуганные голуби разлетелись по своим закуткам, потому что крик вырвался из его уст. Ученик ощупал себя в поисках тел на телах внутри тел, калечные фразы Лили еще звучали в его ушах, глаза Сары еще сияли во мраке подземелья.
Он поднял глаза и увидел, что на двери голубятни, сделанной из тонких досок и сетки, висит связка мертвых птиц, выпотрошенных и стянутых покрасневшей бечевкой, и они на него таращились, а откуда-то из-за них до ушей Бруно долетел голос, шептавший слова наоборот, и изнанка оборота повернулась шиворот-навыворот, кувыркнулась вверх тормашками, так что на исподе испода обнаружилась наконец-то человеческая речь, и услышанное так ужаснуло ученика, что его желудок исторг содержимое.
* * *
Он попросился в Инфими и получил разрешение. Карм потребовал отчета и напомнил, что в последнее время он слишком часто уходит в город, тем самым пренебрегая своими храмовыми обязанностями, но Бруно ответил, не мудрствуя лукаво, что всего-навсего служит людям, как это делал святой Тауш в юности. Карм согласился. Малец спустился в город, однако обошел рынки, мастерские, лавки, да и вообще обошел Прими стороной, выбрав взамен платформы над Медии и спустившись на улицу в Инфими, потому что в тот день собирался не служить людям, а навестить сестру. И он нашел Сару играющей в каком-то переулке в компании других мальчишек и девчонок. Остальные молча удалились, как делали всякий раз, когда Бруно появлялся возле старого дома. Девочка дождалась, пока все скроются из вида, и поцеловала брата в щеку, мимоходом приобняв.
– Почему ты стыдишься меня, сестрица? – спросил он с улыбкой.
– Я не стыжусь, – возразила Сара.
– Стыдишься. Как твои дела?
Сара пожала плечами, ничего не сказала, и Бруно понял – это и был ответ на все вопросы.
– Все хорошо, – проговорила она наконец и опять пожала плечами.
– Я иду домой, – сказал Бруно. – Пойдем вместе? Хочу кое о чем поговорить.
– А тут поговорить нельзя? – спросила Сара, но он уже повернулся и направился в сторону дома.
Они вошли в старый темный переулок, потом – во внутренний двор, где было сумеречно от белья, вывешенного сушиться на веревках, привязанных к кривым и шатким деревянным балконам, уходящим до самых платформ в небесной выси. На лестнице играли малыши, худые и бледные, такие ледащие и золотушные, что их можно было принять за зверенышей.
– Бруно! – приветственно пищали, шептали и визжали они.
Ученик улыбнулся в ответ.
– Еще одна семья вселилась на прошлой неделе, – сказала Сара.
– Откуда? – спросил он, но сестра лишь плечами пожала.
Они прошли мимо иссохшей старухи, безмолвной и недвижной, как смуглая статуя из изюма. Женщина их будто не заметила, зато десятки глаз наблюдали из окон, как они поднимаются.
– Вроде, хотят подстроить над нашим еще один этаж с деревянным чердаком, чтобы собрать больше семей, – сказала Сара.
– Как это? Если дом станет еще выше, разве он не уткнется в платформы?
Сара пожала плечами. Достигнув верхнего этажа, Бруно посмотрел вниз: двор, темный и глубокий, был колодцем душ. Он посмотрел вверх: в считанных метрах над ними была платформа. Сара глаз не поднимала. Так и надо, подумал Бруно и порадовался за нее.
Они вошли, и женщина, склонившаяся в темном углу комнаты над горшком, из которого поднимался запах тушеной капусты, крикнула, не оборачиваясь:
– Сара, это ты?
Девочка вместо ответа пожала плечами.
– Это Бруно, – сказал ученик.
– Бруно! – воскликнула женщина и, выронив ложку, побежала обнимать сына. – Ты так давно не заходил!
– Да, мам. Храм…
– Знаю, птенчик мой, верю. Садись за стол, уже почти готово!
– Я не голоден, – сказал парнишка.
– Ты разве ел? Тебе надо подкрепиться! Пришел к маме – ешь! Это капуста, она вкусная.
– Ладно, мама, – сказал Бруно и, садясь за стол, почувствовал, как упало с плеч храмовое бремя, как перестали болеть от трудов мышцы, как скукожились все тревожные мысли, и забылось, что язык его предназначен для повествования, глаза – для бдения, вся его жизнь в обители растаяла, а сам он вновь сделался малышом Бруно, маминым любимчиком.
Он и Саре улыбнулся, а она лишь вскинула брови и пожала плечами, так что брат задумался, что бы это значило. Каждую ночь он читал повести для Отче и Мира, но свою сестру прочесть по-прежнему не мог.
Женщина поставила на стол еду, и двое ее детей приступили к трапезе. Мать, как все матери, стояла и внимательно наблюдала за каждым кусочком, каждым глотком детей, как будто тот кусочек и глоток были не то первыми, не то последними.
– Как там наверху, Бруно? – спросила она. – Тяжко?
– Нет, мама, это мой долг. Наш, если точнее. Учеников Отче.
– И ты мне ничего не расскажешь о том, что у вас происходит?
– Ты же знаешь, я не могу, мне нельзя, – ответил парнишка.
– А после? – спросила мать.
– После чего?
– После того, как все закончится. Ты
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 109
