Бедняга Фред уныло проводил каждое утро то в кафе при аптеке, где пили кофе люди побогаче, то в кафе-киоске, где пили кофе кто победнее, и старался кому-нибудь всучить страховой полис. Вот почему Фред – единственный во всем городе – завтракал и в том и в другом кафе.
Ради тех несчастных грошей, которые бедняга Фред приносил домой, он работал как лошадь. Он и сейчас трудился, озаряя широкой улыбкой и столяра, и обоих водопроводчиков.
Он втягивает их в разговор о женах.
– Конечно, я для нее [для своей жены] всё сделаю, что могу, – заявил Фред. – Но всё же мало сделал, мало, клянусь богом. Ради нее надо бы куда больше стараться. – У Фреда от волнения даже горло перехватило. Фред знал, что проявить волнение тут вполне уместно, даже надо почувствовать комок в горле, и почувствовать по-настоящему, иначе со страховками ни черта не выйдет [курсив мой. – С. М.].
– А ведь есть много такого, что и бедный человек может сделать для подруги жизни, – сказал Фред [имея в виду возможность застраховать жизнь в ее пользу]. – Многое можно для нее сделать[648].
Я открыла для себя «вынужденную заботу» так. Издательство Библиотеки Франклина (Franklin Library Publishing Company), на которое я работала, поручило мне написать биографическое предисловие для очень посредственного (как мне показалось) романа. Один из бывалых фрилансеров посоветовал мне: чем пытаться вызвать в себе фальшивый энтузиазм, лучше отыскать в тексте то, что меня по-настоящему волнует, и основываться на этом. Роман мне не нравился, но я восхищалась автором – Джоном Херси. Это восхищение и позволило мне справиться с заданием.
~
Воннегут ненавидел свою работу в GE, однако она дала ему страстную энергию – и тему – для первого романа, а также ценные сведения о профессиональной деятельности в области связей с общественностью (теперь соответствующие отделы именуются пиар-службой).
Всякая работа – золотое дно для художественной прозы.
К. В. призывал нас писать о работе. О ней как-то мало пишут, отмечал он. Большинство людей проводит массу времени у себя на работе, а ведь любое рабочее место таит в себе столько потенциала для писателя – тут и конфликт, и возможность обрисовать характеры, и шанс высказаться насчет общественных проблем.
Неписательская работа (в том числе явно временная) позволяет вам испытать на себе особенности и внутренние механизмы трудовых пространств, куда иначе сложнее проникнуть эмоционально. Благодаря этому вы лучше понимаете, какую власть эти пространства могут иметь над работником[649].
«Есть колоссальное преимущество в том, чтобы находиться на краю, если вы художник: тут вы можете более адекватно комментировать ситуацию, чем те, кто расположился в центре», – однажды заметил Воннегут[650].
На Второй мировой он был рядовым, а не офицером.
~
Однажды на занятиях Курт поведал нам о своем друге-писателе, который решил пойти в маляры, полагая, что он может весь день чисто механически красить здания, а его ум будет при этом концентрироваться на писательских задачах. На самом-то деле, сообщил К. В. со своим сиплым хохотом, получилось так, что этот друг просто целыми днями красил стены.
Так и я в 1970-е пошла работать официанткой в джазовом клубе, рассудив, что буду и получать деньги, и слушать музыку. Посетители, как выяснилось, были в основном тоже джазовые музыканты, слишком бедные, чтобы оставлять хорошие чаевые, и к тому же оказалось невозможно одновременно обслуживать клиентов и по-настоящему вслушиваться в музыку. Кроме того, ездить ночью в метро было опасно. Но эта работа дала основу для важной составляющей одного из моих рассказов.
